Не от мира сего 2 - страница 32

– С Марысей?

– А что? Она бы не стала прятаться. Я – хозяйственный. Жили бы в достатке.

Они помолчали. Стефан снова начал невольно приглаживать свои волосы, Илейко шевелил пальцами рук, упираясь в скамью, поп перебирал в пыли пальцами ног. Снова сделалось тихо, но как-то неспокойно. Словно затишье перед бурей.

Наконец, Михаил опять вздохнул:

– Ох, грехи мои тяжкие.

Потом, вдруг, встрепенулся:

– А чего это вы при свечках сидите? Словно на гадании?

– Ээ, – ответил Стефан. – Нам вообще-то побеседовать надо было. Всего лишь.

– Всего лишь побеседовать, – повторил Илейко.

– Черт, – сказал Михаил. – Боже мой! А я-то подумал, что бесы по мою душу пришли. По совокупности грехов, так сказать.

– А что, батюшка, были предпосылки? – поинтересовался Илейко.

– Называйте меня Миша – мне так проще, – оживился поп. – Странности бывали всякие, конечно же. Я и молился, я и постился. Точнее – пытался поститься. Службы все, как подобает, держал. Но все равно, то захохочет кто-то за печкой, то, словно когтями по двери проведет, то по чердаку в сенях бегать начинает. Марыся боялась, приходилось ей говорить, что давятся ненормальным хохотом – мыши, кошка о двери когти точит, а по чердаку беглый ходит, от «правды» удирающий.

– И чего – верила?

– А чего ей оставалось? – хмыкнул Михаил. – Не за страхами же она ко мне сюда приходила!

– Смелый ты человек, Миша! – восхитился Стефан.

– А чего бояться? – он пожал плечами. – От судьбы не убежишь. Так о чем вы хотели побеседовать-то?

– Понимаешь, Миша, – сказал хунгар. – Нам не с тобой надо было беседовать. У нас вопросы есть по области, недоступной человеческому знанию.

Стефан сделал значительное лицо.

– Это Илейко, – продолжил он. Поп его не перебивал и не выказывал никакого удивления или возмущения. Только интерес. – У него с детства не все в порядке с ногами. Лекари и знахари беспомощны. Вот мы и решили попытать у других знатоков. Темнее всего под пламенем свечи, вот мы и пришли сюда.

– И правильно сделали, – оживился поп. – Мне бы уже давно пора чертей попугать, да все времени как-то нету. Сам-то кто будешь? Слышу – не местный.

– Да я тут как бы проездом. Искал одну вещь, но, видать, не судьба. Вот, обратно теперь собираюсь, – Стефан казался несколько озадаченным поведением священнослужителя. Какой-то совсем неправильный поп в Герпелях обосновался. – Сам-то я Дюк Степанович.

– Ого, – обрадовался Миша. – Ваше сиятельство! Так давайте же приступим, время не ждет!

Честно говоря, парни не очень знали, как бы им дальше поступать. Внезапное страшное буйство вокруг них прошло, будто его и не бывало. Какие-то вопросы задать не получилось, духу не хватило. Следовало начинать сначала.

– Ну, ладно, тогда я начну, как договаривались, – пожал плечами Илейко.

Стефан, поп и он сам глубоко вздохнули, как перед окунанием во время крещенских морозов в прорубь. Испытанный страх не способствовал избытку смелости.

– Пахаайнейнен, хелветти, пиру, саакели, хитто, кехно! – Илейко словно бросался словами в темноту перед собой.

– Пахолайнен, пахус, пеевели, пейакас, виетявя, вайнойя, – в таком же стиле проговорил Стефан.

Не успел он смолкнуть, как внезапно заговорил и поп. На лице его, как ни странно, возникла улыбка торжества, словно он догадался о чем-то, о какой-то тайне.

– Хорна, киусаайя, меривихоллинен, сиелунвихоллинен, перкеле, саатана, – торжественно возвестил он к удивлению парней.

По большому счету никакой загадки здесь не существовало. Если нужно обратиться к кому-то, то его внимание и нужно персонально привлечь. Все эти восемнадцать слов были просто синонимами одного единственного – «черт». И ливвиковский, и суоми, и людиковский языки были настолько древними, что названий нечистого скопилось достаточно, по сути отражая одно и то же: «Дьявол!» Конечно, можно было и сподобиться на имена, какие-нибудь там «Баал» или «Вельзевул», «Азазелло», «Левиафан» и, конечно же «Люцифер», но пес их знает, кто из приспешников тьмы тут верховодит? Поэтому было решено на совете в Вайкойле, что ограничатся просто названием во всех его формах. Сообразительность и некая эрудиция священника Михаила расширила список.