Не отпущу!.. - страница 17

На всех, кроме входной, дверях в доме были старинные деревянные защелки, не было ни замков, ни засовов. Что, если он войдет?

Элизабет затаила дыхание. Раздался легкий стук косточками пальцев по дереву.

— Чего тебе? — Даже ей было слышно, какой у нее слабый, испуганный голос.

— Просто хотел сказать, что ванная свободна.

Элизабет была уверена, что на лестнице прозвучал его легкий смешок.

Когда она набралась храбрости и ступила за порог, все было тихо, в гостиной погас свет.

Несколько успокоившись, Элизабет умыла лицо и руки, почистила зубы и пошла спать.

Она не задергивала штор, и перед с трудом открывшимися глазами Элизабет предстало серое утро в неразвеявшемся тумане.

Еще сонная, она с тревогой подумала, что могло ее так внезапно разбудить, и сразу вспомнила вчерашний вечер. Чувство надвигающейся беды вернулось вновь.

Она еще не успела привести в порядок мысли, когда послышался стук в дверь. Элизабет резко села, и в то же мгновенье дверь открылась. Вошел Куинн с подносом в руках. На подносе были чай и гренки.

На нем были отлично сидевшие спортивные брюки и оливковый свитер. Явно только что из-под душа, хорошо выбрит, темные волосы уложены на косой пробор и убраны со лба, ясные глаза излучают здоровье. Он был ошеломляюще красив и мужествен.

— Доброе утро. — Приветствие прозвучало непринужденно, почти по-дружески.

— Хотелось бы, чтоб ты так запросто не заходил. — Элизабет поджала губы.

— А я постучался, — заметил он. — Дважды. А если учесть, что мы с тобой женаты, это не выходит за рамки приличий. — Она не дала себя спровоцировать, и ему пришлось продолжить: — Надеюсь, ты хорошо выспалась?

На этот раз она поддалась и ответила решительно и неискренне:

— Прекрасно.

Она проворочалась почти до утра и заснула, только когда забрезжил тусклый рассвет и послышались отдаленные звуки пробуждающегося Лондона.

Куинн нагнулся и поставил поднос ей на колени, потом сел на край кровати и потянулся к чайнику.

Только теперь она заметила, что поднос был сервирован на двоих.

— Я предпочла бы, чтобы ты отнес это обратно. Я спущусь.

Он вопросительно вскинул брови.

— Это потому, что я решил позавтракать с тобой?

— Лучше не надо.

Он внимательно осмотрел каскад шелковистых темных волос и целомудренную рубашку.

— А в чем дело? Я же одет, а у тебя совершенно викторианский вид. — Она не ответила, и он с иронией спросил: — Вы с Бомонтом никогда не завтракаете в постели?

— Еда в постели — не в моих правилах, — холодно отрезала она.

— Тогда пусть это будет исключением. — Он потянулся к сухарнице.

Она смотрела, как он намазывает маслом хрустящий, золотистый гренок, и вспомнила, как эти руки касались ее, ласкали и скользили вдоль ее тела, вызывая радостный отклик в каждой точке прикосновения.

— Джем? Мед?

Она вздрогнула, услышав вопрос, и глубоко и судорожно вздохнула, как пловец, слишком долго остававшийся под водой.

— Я не хочу гренков.

— Если ты все еще непременно хочешь прекратить наш брак, — произнес он отчетливо, — нам придется поговорить, а это можно сделать и за завтраком. — И добавил: — Я уже говорил, что не люблю есть в одиночестве… Так что я бы посоветовал тебе сделать выбор между джемом и медом и взяться за чай, пока он не остыл.

Он, как всегда, намеревался добиться своего.

— Джем, — коротко ответила Элизабет и взяла в руку чашку. Чем скорее они поговорят, тем скорее он уйдет.

Как будто она произнесла эти слова вслух.

— Не хочу задерживаться слишком долго, — сказал он. — Я еду в Солтмарш. Ты не забыла Солтмарш?

— Нет, — призналась она сдавленным голосом.

— Вчера вечером можно было подумать, что забыла.

Он ждал ответа, и она с трудом выдавила:

— Я с тех пор там не была.

— Даже когда отец был смертельно болен и просил, чтобы ты приехала повидаться.

— Я… не знала…

— Он, кажется, землю и небо перевернул, чтобы разыскать тебя.

— А теперь он…

— Умер полгода назад.

Элизабет сглотнула.

— Жаль. — И, вздернув подбородок, добавила: — Хоть верь, хоть не верь, а я была к нему искренне привязана.

Не совсем так. За то короткое время, что она была секретарем Генри Дервилла, он почти заменил ей отца.

— Похоже, ваши чувства были взаимны, — сухо заметил Куинн. — Он завещал тебе половину состояния… Его адвокаты пытались разыскать тебя.