Не поросло быльем - страница 5

Пока этим занимались санитары, агитбригады, работавшие параллельно, распространяли по вагонам газеты, книги, листовки. Тут же возле поездов, используя платформы и стараясь перекричать гудки маневрирующих паровозов, сообщали ехавшим политические новости.

Были у молодежных поездов и более длительные стоянки — сутки-двое. Тогда их отводили на запасные пути, и людей вели в баню, подвергая одежду обработке высокой температурой. Вагоны-кухни загружали ящиками с продуктами.

И вот поезда снова приходили в движение и, оглашая просторы песнями, катились, катились вагоны безостановочно на восток.

А на страницах нашей газеты появлялись заметки парней и девушек, ехавших осваивать далекие и загадочные земли своей немерянной Родины, как о деле, выше которого ничего не могло быть.

Надо отдать должное тому замечательному поколению — оно действительно мужественно перенесло все трудности первопроходцев, оставило нам образцы вдохновенного труда и сознательности. И это было не бодрячество, не воспарение ради оного, а истинное, честное служение идеям своего неповторимого времени.

Ну а теперь вернусь на Советскую улицу в жилые комнаты редакции газеты, которую я начал редактировать (замечу попутно — кабинета редактора не было, со мной в одной комнате работали замредактора и ответсекретарь редакции).

Моя редакторская работа начиналась рано утром (чаще всего я приходил в редакцию первым), а оканчивалась поздно вечером и даже частенько заполночь.

Но скажу об одном железном правиле, которое входило в мой ежедневный распорядок: в середине дня (чаще всего под вечер), когда полосы будущего номера были сверстаны, «запас» отослан в типографию, я на час-два садился за книги: читал, конспектировал, готовил рефераты по тем или иным темам.

Вначале сотрудники редакции, не считаясь ни с чем, пытались различными докуками срывать этот распорядок, но когда ко мне присоединились заместитель и ответсекретарь, мы вывешивали на внешней стороне двери какое-нибудь шутливое объявление, вроде: «Если у тебя не смертоносный случай, пережди до пяти. Грызем гранит науки». После этого «теоретические» часы, как я называл это время, стали появляться и в отделах редакции.

Между прочим, это как-то облагораживало жизнь нашего коллектива, в котором, как и во всяком живом собрании людей, возникали свои проблемы, случались недоразумения по тому или иному поводу. Тем более что у нас работали семейные и холостые мужчины и замужние и незамужние женщины.

Постепенно, день за днем, мы старались оживлять нашу газету. В самой редакции оказались несколько сотрудников, хорошо владеющих пером. Это были, прежде всего, Николай Драчев, ставший впоследствии моим закадычным другом (о нем я еще буду иметь случай рассказать подробнее) и Александр Пугачев, и до того прошедший солидную школу газетной работы.

Внимание к литературной стороне материала породило в редакции соревнование на лучший аншлаг («шапку» — в редакционном просторечии) и заголовок той или иной статьи, заметки. Иногда мы так увлекались этим делом, что переходили грань разумного и нам крепко, хотя и всегда по-товарищески, попадало от Анатолия Васильевича Высоцкого.

Помню, к полосе о недостатках культурно-просветительской работы в Кузнецке, где сооружался гигант советской металлургии, мы дали такую звонкую «шапку»: «В городе радости бездельники творят скуку». А полосу о сторожевых собаках, несущих охрану амбаров в колхозах и совхозах, украсили живописной «шапкой» из букв, напоминавших собачьи морды: «Пусть и Жучка станет знаменитой» (не только, мол, это удел собак, принадлежавших известным пограничникам, деревенские шавки тоже достойны всеобщего внимания).

— Георгий, не выскакивайте из шаровар, останетесь голыми оригиналами, — острил по телефону Анатолий Васильевич.

Изводили нас и опечатки. Объяснялось это скорее всего тем, что за линотипами сидели выпускники фабзауча полиграфии, не имевшие ни опыта, ни необходимой грамотности. Ошибки ловили буквально все и в редакции, и в типографии, но иногда они приводили нас к большой беде. Правда, порой удавалось в самый последний момент поймать опечатку и отвести от себя возможный удар, который был бы неизбежен, если б ошибка все-таки проскочила.