Не сдавайся - страница 15

— Хизер не хотела, чтобы я возвращался в армию. Это было одно дело. — Билл допивает свой кофе, и после долгого взгляда на кофейник прищуренными глазами идет прямо к «Джеймсону». — После того как я вернулся таким из Ирака, — он машет рукой на свой протез, — она какое-то время терпела. Несколько лет. Она ушла примерно через год после того, как ты завербовался. — Он склоняет голову набок. — Что ты знаешь о Хизер? До нашей свадьбы с твоей матерью?

— Думаю, ничего. — Я качаю отрицательно головой, пожимая плечами, и Билл кивает.

— Правильно. Она намного моложе, чем твои мама, папа и я. Хизер — беглянка. Она выросла в одной из этих фундаменталистских отколовшихся групп, но никогда особо об этом не говорила. У них есть комплекс, что-то вроде фермы, но она не вдавалась в подробности, никогда не говорила мне, где он находится. — Мой новый отчим хмуро смотрит на стол, постукивая пальцем по столу, обдумывая, как рассказать остальную часть истории. -

Как бы то ни было, — наконец продолжает он, — Хизер так и не смогла по-настоящему привести в порядок голову. Она решила стать женой и матерью, но что-то всегда, не знаю, было не так. Она хотела быть счастливой, очень сильно хотела, но чего-то не хватало ей или ослабляло. Она пыталась. Видит бог, она пыталась, но ничего не вышло. — Билл вздыхает, стучит костяшками пальцев по столу и отворачивается, словно не в силах больше смотреть ни на стол, ни на кружку в своих руках. -

После Ирака, когда я вернулся калекой, Хизер утратила самообладание. Она перестала ходить на мессу, но каждый день проводила много часов, уткнувшись головой в Библию. Версия короля Джеймса, протестантская, а не Дуэ-Реймская или какая-нибудь другая католическая. Она стала одержимой: «Расплата за грех — смерть», верно? Очевидно, мы с твоим отцом были грешниками. Меня пощадили из-за нее. Потому что она работала, чтобы искупить мою вину, — насмешливо фыркает Билл.

— Эта нога... ну, это было предупреждение. Во всяком случае, я старался ей угодить. Мы начали ходить в церковь, но из этого ничего не вышло. Однако потребовалось некоторое время, чтобы все это, наконец, рухнуло. В конце концов, она ушла примерно через год после того, как ты ушел на флот.

— Извини, чувак.

— Что есть, Шон. Что есть, то есть.

— Как Кортни? Ты ее видел?

— Черт меня побери, если я знаю. — Он обреченно пожимает плечами. — Я не видел ее с тех пор, как уехала Хизер. Хизер снова отвезла меня в больницу. Предполагалось, что это будет дня на два, интенсивная терапия на ноге, но как только я там оказался, она протягивает мне толстый желтый конверт и говорит, что уходит. Она не готова спокойно смотреть и позволить мне... как она выразилась? О да, мое упорное стремление к греху тянет ее и Кортни вниз. Итак, бумаги на развод. И она уезжает домой, забирает Кортни, и они уматывают. Больше я их никогда не видел.

— Ни разу? — не верю я. — Никто не может просто исчезнуть. И у тебя есть права, не так ли? Я имею в виду, что это произошло во время развода?

— Ну, что касается развода, то она так и не явилась в суд. Судья спросил меня, чего я хочу, и, конечно, я был обижен и рассержен, поэтому сказал хорошо, дайте мне развод, и я хочу все. Судья признал ее виновной и дал мне опеку. Так что формально у меня полная опека, но ужасно трудно осуществлять свои права, когда ты понятия не имеешь, где твой ребенок и ее мать. Даже копы не смогли их найти. Это... на самом деле начало того, как мы с твоей мамой сошлись. — Билл слабо улыбается, вертит в руках кружку и внимательно изучает узор на скатерти. — Это было на самом деле единственное яркое пятно после всей этой неразберихи.

— Как это? — Мне неловко совать нос в чужие дела, но мне стало любопытно.

— Я потратил все до последнего пенни на частных детективов, пытаясь найти свою дочь. Все до последнего пенни, а потом еще немного. Заложил дом и потерял его. Твоя мама дала мне свободную комнату, помогла встать на ноги. Независимо, что бы я ни сделал для нее и для тебя, это никогда не сократит моего долга перед ней. — Лицо Билла совершенно невыразительное, голос деловитый. Только его глаза выдавали, как до глубины души он ощущает то, что говорит.