Не склонив головы - страница 7
Рядом с Луговым откидывал снег Соколов. Он работал доской, и Луговой видел, как тяжело его товарищу. Часа через два Соколов уже еле отбрасывал снег. Казалось, еще немного и он не выдержит, а тогда…
«Как помочь другу?» — эта мысль с лихорадочной поспешностью застучала в голове. Но Луговой ничего не мог придумать — рядом стоял охранник. А товарищ работал все медленнее и медленнее. Луговой выждал момент, когда охранник отошел чуть в сторону, и позвал:
— Костя, слышишь, Костя!
Соколов повернул голову. Лицо его было в белых пятнах, сильно подергивалось правое веко.
— Костя, давай мне доску, — предложил Луговой, — на, поработай лопатой.
Соколов отрицательно качнул головой.
— Зачем? Ты, Петро, сам вот-вот свалишься. — Соколов замолчал. Со лба его продолжал струиться пот. Он заливал глаза, оставляя грязные следы на лице.
Луговой сделал шаг к Соколову.
— Ну, давай!
— Нельзя, Петро, не разрешается это, — с трудом переводя дыхание, проговорил Соколов. Он пристально посмотрел в глаза Лугового, тихо добавил: — Понимаешь, нельзя. И тебя изобьют и мне не поможешь. Только хуже получится, привлечешь внимание охранников.
Луговой придвинулся еще ближе. Он хотел уже протянуть товарищу лопату, но тут же услышал рычание собаки, и почувствовал, как у него похолодела спина. Не оглядываясь, Луговой энергично заработал лопатой.
— Ты что болтать вздумал?!
Удар в затылок опрокинул Лугового. Падая, он увидел почему-то только ноги охранника. В больших сапогах, они были неподвижны. Зато совсем рядом мелькнула оскаленная пасть овчарки. Луговому показалось, что он ощутил около лица горячее дыхание разъяренного пса… В следующее мгновение должно было произойти что-то ужасное. Но тут случилось неожиданное: на собаку обрушился огромный снежный ком. Луговой успел вскочить на ноги.
Здоровенный охранник в растерянности стоял на месте, широко раскрыв рот. А в нескольких шагах от него взъерошенная овчарка, отфыркиваясь и чихая, бешено трясла головой. Снег залепил ей глаза, уши — всю морду.
— Ру-сс-сс комиссар!.. — опомнившись, заорал охранник. Рука его привычно скользнула к кобуре с пистолетом.
— Это нечаянно, герр ефрейтор, сорвалось… — вдруг с угрозой проговорил Соколов. Он был очень бледен, рука крепко сжимала доску. И, возможно, впервые охранник попятился перед военнопленным. Он скорее почувствовал, чем увидел, что оказался в самой гуще людей с лопатами и досками. И, как нарочно, в это время поблизости не было эсэсовцев. В голове ефрейтора пронеслись тревожные мысли… Он очень отчетливо понял, что людям, в гуще которой он находится, терять нечего.
— Ру-сс-сс свинья… — охранник длинно выругался. Бросив косой взгляд на Соколова, он взял поводок все еще отфыркивающейся собаки и направился к другой группе, расчищающей дорогу около небольшого деревянного мостка.
Опасность расправы миновала. Но Луговой по-прежнему все еще не мог придти в себя. Ему казалось, что кто-то продолжает пристально наблюдать за ним. Резким движением всаживая лопату глубоко в снег, он подхватывал плотный ком и рывком отбрасывал его за обочину дороги. Нервы у Лугового были взвинчены до предела. Когда лопата выскользнула из рук, он как-то сразу почувствовал невероятную слабость. Через силу распрямив спину, он заметил обеспокоенный взгляд Соколова.
— Спасибо, Костя, — растроганно прошептал Луговой, — я ведь чуть не того…
Соколов нахмурился:
— Ну, вот скажешь тоже, — дальше он пробормотал что-то неразборчивое и продолжал откидывать снег. Было видно, что Соколов и сам еле держался на ногах. И еще заметил Луговой, что у Соколова теперь в руке не доска, а удобная небольшая лопата. «Помогли товарищи…» — Луговой обвел усталым взглядом ближайших к нему людей и почувствовал, как у него потеплело на душе. Именно сейчас он особенно глубоко понял, что поддерживало многих из них в трудную минуту, что связывало их всех между собою.
— Костя, а ведь охранник-то испугался, понимаешь, по-настоящему испугался. Эх, если бы все вместе…
Соколов кивнул головой.
— Испугался. — Он прищурил глаза — морщин появилось больше, они сеткой легли на лоб и небритые щеки. — Но учти, — добавил он тихо, — этот негодяй запомнил нас. Теперь мы — первые кандидаты в мертвецы.