Не смей меня желать - страница 3

И с этим он решил, что я буду спать? Мужик пугает. Одним видом. Если бы я встретила такого ночью в клубе, пожалуй, даже сбежать бы не смогла потому, что на меня напал бы ступор.

Простая черная водолазка с высоким воротником. Кажется, она осталась с тех пор, когда ее обладатель был изрядно крупнее, худощавое тело, очертания которого не сильно разберешь под свободной тканью и пугающая физиономия. Короткие, стриженные ежиком волосы, щетина, и на ее фоне выделяющийся светлым росчерком шрам, уродующий щеку и рассекающий уголок губы. Воистину папа, видимо, считает, что я нахожусь в том возрасте, когда любой представитель сильного пола вызывает единственное желание — запрыгнуть к нему в койку! Да таких нужно обходить десятой дорогой! И этого он собирается приставить меня охранять? Этак я ночью от страха писаться начну!

Мужчина изучает меня с ленивым интересом и от холодного пронзительного взгляда между лопаток пробегает холодок. Я боюсь и испытываю еще какое-то странное чувство. Не хочу находиться рядом с ним! Мне казалась, что с охранником клиент должен был чувствовать себя, как минимум спокойно и удобно. Но с этим типом?

— Ты издеваешься, да? — спрашиваю у отца. — Скажи, пожалуйста, где и в какой помойке ты его откопал?

— Побольше уважения, Ника! — рычит отец, я даже подпрыгиваю от неожиданности. На меня он голос повышает крайне редко. После того, как умерла мама, я единственный луч света в его жизни. — Марк — военный и он видел такое, что тебе даже не снилось, — уже спокойнее замечает он.

Даже так. Мне дают не комнатную собачку, приученную рычать на незнакомцев, а выловили настоящего волка. Интересно, он вилку-то с ножом умеет держать? Или их там не учат таким тонкостям? Впрочем, какая разница обедать с ним в ресторане я точно не собираюсь.

— Мне не нужен твой цепной пес, — мило улыбнувшись, припечатываю я. — Да, произошедшее с Лизой трагедия, — мой голос дрожит, и на глазах выступают слезы. Приходится сделать глубокий вдох, чтобы загнать их обратно. — Но это не значит ровным счетом ничего. Я не буду таскаться по сомнительным заведениям. Да, мы сглупили. Да, она сглупила сильнее, чем я. Да, мы гонялись за острыми ощущениями. Поймали. Хватит на всю оставшуюся жизнь!

— Не спорь. Я все решил. Марк будет тебя сопровождать везде. Точка. Станешь выпендриваться, применит силу. Даже наручники, если понадобится. Ясно выразился?

— Я сейчас еду на похороны лучшей подруги и сторожевые псы мне без надобности!

— Вероника. Он едет с тобой! Точка.

— В таком виде?

— Не переживайте, Вероника Валерьевна! — голос тихий, от него внутри начинает все вибрировать. — Я переоденусь.

Мне кажется или он надо мной ржет? Впрочем, может быть, шрам придает его лицу такое слегка насмешливое выражение.

— Рожу тоже переоденешь? — огрызаюсь я, разворачиваюсь и мчусь к себе в комнату.

Замираю на секундочку и, удостоверившись, что отец поднимается следом, с чувством ударяю дверью о косяк. Пусть знает — я оскорблена.

В самом-то деле! Он издевается? Ну, хочет нанять охранника, почему все это нужно делать у меня за спиной? Нельзя посоветоваться? Придумать вариант, который устроит обе стороны? — бухчу я, стаскивая домашнее платье. На мне лишь в откровенный комплект — кружевной лифчик и такие же трусики. Красивое белье — еще одна моя маленькая слабость. — Зачем нужно приглашать этого? Чтобы все друзья разбежались в ужасе? Неужели нет других вариантов!

Злость кипит внутри и очень хочет вырваться наружу. Но я пока не знаю, как дать ей выход. Не мебель же крушить.

Да, согласна, случившееся с Лизой ужасно. Я сама перепугалась и до сих пор не могу отойти. Но это глупая случайность, она просто пошла с гребанным извращенцем, и он ее убил. Но это не повод устраивать панику! С чего отец решил, что меня ждет такая же участь? Я подвергалась гораздо больше опасности пока, с подругой было все хорошо. В конце конца, именно она всегда была инициатором таких развлечений. Лиза любила адреналин и щекотать себе нервы, а я шла у нее на поводу. Даже почти перестала общаться с Надей. Она казалась мне невероятно скучной. И я лукавила, когда называла Лизу лучшей подругой. Она была, скорее приятельницей, с которой хорошо, хоть и опасно тусоваться. Поэтому и скорблю я меньше, чем следовало. Хотя, кто придумал определять меру скорби?