Не смотри в зеркала - страница 6

стр.

- Ага, - кивнула я.

- Этого конечно никто не знает, но… Я считаю, эти сущности – гости – только лишь потому запрещают смотреть в зеркала, что на самом деле крайне ужасны и их может убить, изгнать из тела их собственные отражения.


- А вот и ты, Диметра. Наверное ты решила потащить меня к зеркалу?

- Подожди, ты видишь все, что со мной происходит?

- Да.

- Пошли, - взяла его за руку я и подвела к занавешенному зеркалу возле дерева.

- Не надо. Ты еще не готова.

- Ерунда. Сейчас я сдерну покрывало с зеркало и все наконец станет ясно.

- Постой, - отшатнулся он. – Не будет меня – придут другие. Тоска, уныние, плачь ночами напролет – большинство ведущих в тебя окон распахнуты настежь. Не делай этого. Твое поле и так уходит в никуда, я лишь выпиваю сотую малость.

- Нет! – готова была обнажить зеркало я.

- Я обожаю тебя. Не делай этого. – Он остановил мою руку. – Хочешь, проснешься сегодня полной сил, Любимая?

- Что?..

- Я тебя обожаю, Диметрочка, - обнял он.

В его объятьях хотелось оставаться вечно, в его теплых заботливых руках чувствовалась сила, красота продолжающаяся теплым, летним, безлюдным городом. Тишину, мягкую успокаивающую тишину прерывал только зовн, едва уловимый тонкий, едва уловимый гул ветра в ушах.

- Ты слышишь?

- Ветер?

- Да. Это значит, открылась ДВЕРЬ.  Раздевайся.

- Как? Догола?

- Да. Не стесняйся, я тысячу раз тебя видел обнаженной.

Оказавшись пред ним без одежд я привычно ступила в разлитую воду, почувствовав ее комфортное тепло босыми ногами, закрыла глаза и прыгнула.

Труп молодого человека в незнакомой квартире лежал на полу в неестественной позе, а над ним висел в воздухе, постепенно отдаляясь к потолку абсолютно белый, похожий на сладкую вату шар. Олег очень осторожно поймал его руками и подобно все той же сахарной вате, придерживая левой рукой, правой осторожно отщипнул кусочек, прожевал и проглотил.

- Попробуй, это очень вкусно, - протянул очередной кусочек он.

Вместе со вкусом, сладким, но не приторным вкусом, меня накрыло волной: образы, символы, обрывки воспоминаний чьего-то детства захлестнули полностью как в замедленной съемке и исчезли, когда я проглотила вкуснейшее лакомство.

- Что ты увидела?

- Его детство.

- Поздравляю, тебе достался его самый лакомый кусочек, - доедал он, слизывая с рук остатки этой странной сахарной ваты.

Проснулась я, как и обещал Олег, в приподнятом настроении, полной сил и идей.



Край чудес

Чья сегодня очередь разливать? – вдруг вырвался у меня вопрос.

– Моя, – спокойно и размеренно ответил он, многозначительно добавив – Только…

– Только что?..

– Туда, куда мы отправимся… Это особенное место… Пообещай мне две вещи...

– Хорошо, – легко согласилась я.

– Первое. Никогда и ни при каких обстоятельствах не отпускай моей руки. Второе. Не слушай, не верь и ни при каких обстоятельствах не следуй за сущностями, какими бы они тебе «доброжелательными» ни показались. – Уже разливал стакан он.

– Хорошо, – снова согласилась я, по привычке оставляя майку возле огромной лужи. – Это может быть опасно?

– Да. Зато при правильных действиях у нас получится поймать пару–тройку весьма аппетитных полей.

Крепко–накрепко сжав его руку на сей раз я не закрывала глаз – любопытство брало верх над страхом. Поначалу прозрачные волны полностью меня поглотили и картина тотчас сменилась, меняясь раз за разом как при уже знакомой перемотке видеокассеты вперед. Видела я проржавевшую ограду с надписью, что вход воспрещен, за ней старое, обветшалое, заброшенное здание по высоте одиннадцать этажей с длинными коридорами, обпшарпанными и разрисованными стенами. Импровизированная перемотка прекратилась возле облицованной белым прямоугольным кафелем стены. 

«Больница эта – край чудес, зашел в нее и там исчез!!!» – гласили красные буквы надписи, а ниже черным цветом:

«Это точно».

Первый раз мурашки страха пробежали по спине, когда я заметила скользящие по стенам тени, причем кроме нас там никого не было. Второй раз, когда из тех длинных пустых на вид коридоров стали доносится звуки: шаги, шорохи, скрежеты, крики, стоны, мольбы о помощи, монотонные ритуальные мантры, эхо скулящих перед смертью бродячих собак.