Не смотри в зеркала - страница 8

– Плохо выглядишь, Ди, – критически осмотрев с ног до головы Олег медленно плыл по густому воздуху плохо освещенной шахты лифта вверх.

– Да, бывало, и лучше.

– Это все от того, что ты так долго ко мне не заходила. Я же говорил, ты можешь приходить, когда захочешь, сюда или в любую другую точку не зависимо от пространственно-временных стереотипов. 

– А куда ведет шахта? – лампочки, отражавшиеся в ее глазах, казалось, были единственными объектами материального мира если учесть факт того, что собственно лифта в шахте нет и никогда не было. 

– В вечность, устроился поудобнее в воздухе он. 

– Интересно, что из себя представляет вечность…

– Нечто приятно и никогда не заканчивающееся. Вечность, вечная жизнь как синоним бессмертия через бесконечно приятное повторение одного и того же дня, наиболее запомнившегося и имеющего наибольшую ценность по отношению к прожитому.

– А если тот значимый день находится не в текущей, а в одной из прошлых жизней, то как я могу его повторить прямо здесь?

– Все жизни взаимосвязаны и нет разницы в какой из них находишься. 

Тем не менее в шахте было несколько странно переживать себя и отсутствующим лифтом, и пассажиром, и диспетчером по ту сторону динамика. 

– Мне еще никогда не было тепло как здесь.

– Хм, надо было почаще заходить. 

– Одна из моих клиенток просто спрашивает об этом практически на каждой консультации. 

– А приходите вдвоем, шахта очень длинная, порой, кажется, она никогда не закончится. 

– Но мне комфортнее с тобой вдвоем. 

– Признаться, и мне тоже.

Открыв глаза под водой Диметра еще долго не могла забыть слов Олега о вечности и ее роли по отношению к мимолетности текущей жизни.

Окончание ночного кошмара, содержание которого не запомнилось Диметре, по пробуждении без десяти пять утра оставило не приятную сухость во рту, непреодолимое чувство жажды заставившее ее устало и медленно стащить с кровати свое сонное тело. Раннее утренний холод подобно змеям овивал ее тело, ведь Ди всегда ложилась спать обнаженной поскольку это обостряло чувства, приводило к осознанию сновидений и трансформации их в пророческие, к развитию скрытых возможностей личности, к тому что Кант называл трансцедентальным единством апперцепции. В период бодрствования (эмпирической апперцепции, эмпирического самосознания) шоры субъективно воспринимаемой действительности (субъективной реальности) не позволяют должным образом очистить разум и только первоначальная апперцепция (чистое самосознание, сон, расширенное состояние сознание)  позволяет воспринимать действительность объективно, раскрыть глаза навстречу объективной реальности.

Чувство жажды привело Диметру на кухню. Бросив взгляд на рассветное небо, слегка раскрасившее огромное окно, она, достаточно пробудившись к тому времени, наполнила стакан водой и как только взяла его в руку силы покинули ее, пальцы стали ватными как у тряпичной куклы и тот час же она их разжала. Стакан как будто в замедленной видеосъемке слоу-мо начал падать на холодный молочно-белый кафель. При падении брызги воды смешались с мелкими звенящими осколками и самым странным в ту ночь было полное отсутствие каких-либо посторонних звуков и запахов. Это было похоже на авиацию, когда истребитель преодолевает сверхзвуковой барьер, при котором звук его двигатель становится слышно после значительного удаления самого летательного аппарата, что странным образом произошло и со звуком бьющегося стакана.

Эхо от бьющихся стекол, резко ударив по слуху, быстро завладело телом Диметры до такой степени, что у нее потем6нело в глазах от этого болезненного звука, до такой степени что она зажмурилась и только после этого звук прекратился. Открыв глаза, она осмотрелась. Огромные панорамные окна открывали поистине фантастический вид на незнакомый ночной город: желтоватый свет в окнах небоскребов горел неоднородно и пульсировал, микроскопические при виде из окна автомобили то двигались очень быстро, то замедляли скорость, то все вместе словно по нажатию кнопки «Пауза» останавливались и то же самое происходило с едва заметными на ночном небе облаками.