Не сторож брату своему

Про Серафима в городе говорили разное. Семенчук, к примеру, который газетами у вокзала торгует, тот прямо заявлял:

— Беглый он. Перебежчик. Не иначе, как оттуда. С той стороны.

И большим пальцем себе за спину показывал. Тогда в этих местах только-только новую границу с немцами сделали, после того, как Польшу поделили. Как раз по реке Буг. А от города до реки Буг рукой подать — меньше часа езды.

Откуда Серафим в городе взялся, и в самом деле неизвестно. Явился в один прекрасный день и живет себе в заброшенном доме на окраине. Многие и вовсе всерьез его не принимали. Дескать, клоун, шут гороховый. Сипачев, слесарь, уверял, что вот-вот за ним санитары из психушки приедут. Ну, что правда, то правда, чудил Серафим на каждом шагу. Что ни день — новая затея. В городе только и разговор:

— Вы не слышали, что вчера Серафим учудил?

Вот идет он, к примеру, мимо церкви, ее местные власти все закрыть собираются, никак не закроют. Остановится — и давай камнями в купол швырять. Или еще возле пивнушки. Подойдет к двери и начинает поклоны класть и креститься. А то другой случай. Увидел как-то двух братьев-близнецов Савельевых, Никишу и Досю, и на колени перед ними, прямо в грязь. Те испугались, убежали.

— Дурит, — говорил Бесищев из керосинной лавки. — Одно слово — юродивый.

А тут еще Феня, дурочка городская, по рынку ходит.

— Знаю я, кто он такой, — говорит.

— Ну, кто же, кто? — пристают к ней.

— Ангел он небесный!

Все так и попадали со смеху.

— Уморила! Нашла ангела!

— Да какой же он ангел? — помирает от смеха Истошкин, носильщик с вокзала.

— А вот такой, — отвечает Феня, сама на одной ножке прыгает. — Помните, как Катерина Савельевна двойняшек рожала? Чуть Богу душу не отдала…

Все, конечно, хорошо знали семью Савельевых. Самые бедняки в городе. Мать одна детей растит, из сил выбивается. Отец пропал больше десяти лет назад. Приехали за ним на машине и увезли куда-то. Потом дошли слухи, что он враг народа. Ребята его, Никифор и Евдоким, в школу уже ходили, а все так и были — дети врага народа.

— Вот посылает Боженька ангела к Катерине душу ее забрать, — продолжает Феня. — Посмотрел ангел на ее младенцев, жалко их стало. Не взял он душу Катерины, полетел обратно. «Ослушался, — говорит, — прости. Два младенца там, чем они питаться станут?» А Боженька вот что сделал. Взял жезл, ударил в камень и разбил его надвое. «Что видишь там?» — спрашивает. «Двух червяков вижу», — отвечает ангел. «Так вот, — говорит Боженька, — кто питает этих червяков, пропитал бы и двух младенцев». Отнял он крылья у ангела и выгнал на землю.

— Ну и что? — спрашивают. — При чем здесь Серафим?

— Серафим и есть тот самый ангел…

Все вокруг хохочут без удержу, дразнят Феню, щиплют ее, она только отбивается.

— Он потому перед братьями Савельевыми в грязь упал… Из-за них крыльев лишился…

— Дурная, она и есть дурная, — заключил Бесищев, керосинщик. — Надо же такое сочинить…

— А это мы сейчас спросим, какой он ангел! — хохочет Истошкин.

Послали слесаря Сипачева за Серафимом. Тот долго не возвращался. Наконец является, с ним Серафим.

— Скажи, Серафим, для чего ты в церковь камнями швырял? — хитро так, с подвохом, спрашивает Истошкин. Сам голову наклонил ухом к земле, на Серафима не смотрит. Серафим сначала отвечать не хотел, потом видит — люди вокруг обступили его, не пускают, он и говорит:

— А я увидел — нечистая сила кружит на храмом, так и лепится на крест. Я и стал сшибать ее камнями. Разве это та церковь, какая была? Грех один…

Тогда Истошкин другой вопрос задает, тоже с подвохом, и людям подмигивает:

— Ну хорошо, а почему ты на пивнушку молился?

— Это уж совсем просто, — весело так отвечает Серафим. — Народ в пивнушке пьет, гуляет, о смертном часе не думает. Я и помолился Богу, чтоб не допускал их до смертной погибели…

Все смотрят на Серафима, не знают, смеяться или нет. Расступились, пропустили его. А как он ушел, Истошкин огляделся по сторонам и говорит:

— Я так полагаю, чекист он из НКВД. К нам прислали, проверить… Как настроение, нет ли измены… Граница-то вон она, рядом.

Бесищев делает круглые глаза и шепчет: