Не стреляйте в партизан… - страница 25

Некоторые отряды были разбиты, другие двинулись к фронту. Рассчитывать на чью-то помощь не приходилось. А просто слова, что уходить нельзя, что нужно воевать здесь, в тылу врага, повисали в воздухе.

В глубине души я понимаю тех «уходцев». Есть такая русская поговорка: «На миру и смерть красна». Смысл ее в том, что все-таки легче драться, чувствуя локоть многих сотоварищей, так сказать, умирать на виду. Можно даже рубаху на груди рвануть. Это по-нашенски, по-русски. Зато люди запомнят, другим расскажут, и не канет в Лету ни человек, ни его поступок.

А тут как раз давило ощущение одиночества. Надо было уходить в неизвестность, зная, что во всей округе, в лучшем случае в двух определенных для нас районах, наш отряд – единственный, по крайней мере, пока.

Понимали, что рассчитывать нужно только на себя. Никакой готовой базы нет, значит, твоя постель – несколько еловых веток, а крыша над головой – кроны деревьев. Если сегодня поел, это не означает, что поешь и завтра. А случись что-либо с отрядом, ни мать, ни отец, ни жена, если таковая есть, не узнают, где тлеют твои косточки.

Особенно действовало на психику чувство несоизмеримости сил. Что такое несколько десятков человек на фоне потоков оккупантов, движущихся по всем дорогам! Это был очень трудный выбор для любого. И человек делал его сам. Это была драма, в которой каждый был и автором, и героем, и жертвой.

С Березиным-Дерезиным ушли не только армейские командиры. Ушли комсомольские работники М. Ласута, Д. Тябут, В. Хоменюк. Неизвестно, дошел ли кто-нибудь из них до фронта.

Знаю, что Д. Тябут потом оказался в Витебской области и стал комиссаром бригады. После войны был министром в белорусском правительстве, возглавлял Минский облисполком. В. Хоменюк остановился в Гомельской области, в своих родных местах, а позже стал комиссаром партизанского отряда.

Мы – молодежь, комсомольцы – единодушно держались Коржа. Однако уход части людей произвел на всех удручающее впечатление. Нас оставалось менее двух десятков – 17 человек. Однако мы намерены были продолжать действовать. Василий Захарович постоянно повторял нам, что отряд, который не будет воевать, станет отсиживаться и пережидать время, неизбежно превратится в банду.

Удачная операция, проведенная 5 августа, показала, что наша даже немногочисленная боевая единица способна бороться, что мы обязательно будем сражаться, потому что дух наш крепок. Этот дух был главной нашей опорой и единственной мотивацией.

После боя отряд быстро ушел в глубь леса. Через час у места, где мы делали засаду, снова появились немцы и начали жестокий обстрел леса из минометов и пулеметов. Но мы были уже вне пределов досягаемости их огня.

Отмахав километров десять, сделали привал. Командир разрешил выпить по 50 граммов рома или коньяка. Я никогда до этого не употреблял спиртного, поэтому отказался. Мне это казалось противным до невозможности, а зря. Надо было принять немного для профилактики. Началась дизентерия, и не только у меня.

Под звуки немецкого обстрела мы быстренько закончили трапезу и вперед, к спасительным болотам. До лагеря добрались к вечеру.

Но последние километры меня уже несли на самодельных носилках. Потерял сознание, упал. Хорошо, что вес был «петушиный», как говорят боксеры. Меньше пятидесяти килограммов. Так что нести меня, полагаю, было не очень тяжело.

Переболели тогда многие, но тяжелее всех болел я. Лекарств никаких. «Доктор» Гусев (в тридцатые годы он был санинструктором кавалерийского эскадрона в Красной Армии) отпаивал настоем из каких-то трав, горьким и противным.

Есть записи о тех болезнях и в дневнике В. 3.Коржа. Одна из них, помеченная 6 августа, касается и меня: «Два человека заболели кровавым поносом. Один при походе упал, пришлось нести».

Интересна и еще одна его запись. Смысл ее следующий. Сидели мы тогда посреди большого болота, на острове. Холодно. Голодно. Хлопцы мучаются животами. Пошел по острову и подстрелил из нагана рябчика. Ощипали, сварили птицу.

Партизаны едят и удивляются: это же надо, командир из нагана попал в рябчика. И далее Корж добавляет, что никакого труда это для него не составило, но все равно слышать похвалу было приятно.