Не суждено быть сломленной - страница 2

стр.

тенью моей прежней «я».

Иногда, я даже не узнавала себя. Могла только догадываться, насколько хуже было для папы и моего брата видеть, как я изменилась. Как я медленно превращалась в труп, совершая каждодневные движения, потому что должна была, а не потому, что хотела.

Папа прочистил горло.

— Это хорошо, понимаешь? Тебе нужно немного пожить, социализироваться.

Заставив себя улыбнуться, я кивнула, но папа этого не заметил. Его взгляд по-прежнему был устремлен прямо перед собой.

Социализироваться.

Как бы мне хотелось, чтобы все было так просто, как кажется.

Папа направил машину с шоссе, в сторону заправки.

— Мне нужно заправить машину, Эмбер, — он припарковал машину у бензоколонки и наконец повернулся ко мне. Но не смотрел мне в глаза. — Тебе что-нибудь нужно? Перекусить?

— Мне нужно сходить в туалет.

Я терпела все это время, но сомневалась, что смогу продержаться ещё дольше.

Папа оглядывался по сторонам, пока его взгляд не остановился на двери, ведущей в туалет.

— Все в порядке?

В его голосе все еще звучала неуверенность, напоминая мне о неоспоримой истине, что даже это будет нелегко.

Даже, когда мое горло сжалось, я распахнула дверь. Тяжело сглотнув, я крепко сжала сумочку.

Папа завис справа от меня.

— Хочешь, чтобы я сходил с тобой?

Покраснев, я покачала головой.

— Все в порядке. Заправь машину. Я буду прямо там.

Если я хотела жить одна, то должна была ходить в туалет без присмотра. Я поспешила в сторону туалета. Дамская комната находилась слева, и, к счастью, ни мужья, ни парни не ждали своих вторых половинок. Я открыла дверь и заглянула внутрь, обнаружив, что она пуста. Только когда я заперлась в кабинке, я снова осмелилась дышать.

Я спустила воду в туалете, затем услышала, как открылась дверь и заговорили два женских голоса. Мое сердце бешено заколотилось, а дверная ручка стала скользкой в моей потной руке.

Никакой опасности.

Мой мозг знал это, но тело проигнорировало разум и перешло в режим полета. Затаив дыхание, я выскользнула из кабинки и чуть не отпрянула назад, увидев, как близко стояла одна из женщин, в ожидании.

Другая женщина стояла у раковины и поправляла макияж.

Я выскочила из туалета, не вымыв руки, зная, что это ужасно негигиенично. На лицах женщин ясно читалось отвращение. В их глазах я, должно быть, ненормальная. Нащупывая в сумочке дезинфицирующие салфетки, я чуть не налетела на кого-то.

Высокий мужчина сделал движение, будто хотел поддержать меня, а я отскочила назад, со сдавленным рыданием.

Паника охватила мое тело. Я бросилась бежать, изо всех сил сжимая сумочку, и села на пассажирское сиденье. По спине у меня текли струйки пота, а дыхание было прерывистым.

Папа уставился на меня широко раскрытыми глазами и потянулся ко мне. Я вздрогнула.

Он опустил руку.

— Эмбер, Что случилось?

— Ничего, — отрезала я. — Я в полном порядке, папа.

Я не была в порядке. Мы оба это знали.

— Все хорошо. Дыши глубоко. Психотерапевт сказал, что такое может произойти... — он замолчал.

Я месяцами отказывалась посещать психотерапевта, но папа все равно ходил к нему. Он не говорил со мной об этом, но я слышала, как он обсуждал свои приёмы с Брайаном.

Социализироваться.

Любая форма близости была для меня сущей пыткой. Как я могла социализироваться, если две безобидные женщины в туалете заставили меня сойти с ума? Если мужчина по пути в туалет вызвал у меня приступ паники?

Я терпеть не могла, когда люди смотрели на меня, как на ненормальную из-за того, как я себя вела. Я старалась быть похожей на них, старалась вести себя нормально. Однако нормальное поведение требовало близости с людьми, но эта близость напомнила мне о произошедшем. И это единственное, чего я боялась даже больше, чем самой близости. Воспоминания о случившимся и о том, что я потеряла, были слишком тяжелы для меня. Они напоминали мне о том, чего никогда не будет.