Не убегай, мой славный денек! - страница 5

— Я хрюкал, а не ты!

— Теперь уже не имеет значения, кто. Инцидент исчерпан.

И вот звонок на урок. Математика, рисование, французский. Три урока, между ними две перемены. И на уроках и на переменах ты получаешь записки такого содержания: «Дэнуц — осел. Если классная руководительница устроит тебе разгон, мы встанем все и скажем, что ты тут ни при чем». Ты, конечно, на все записки отвечаешь решительным «Нет, не согласен!».

Начинается тот критический час — классного руководства, и никто тебя не ругает. Он мирно проходит, до звонка остается всего одна минута, и на этой минуте — вдруг неожиданность, совсем как в театре или, скорее, как на футболе, когда на девяностой минуте вколачивают ответный гол, и счет выравнивается. Кто-то встает с последней парты и что-то говорит, примерно, в таком духе, что в жизни случаются необдуманные поступки, бывают и сожаления; что человек иногда не отдает себе отчета и что в другой раз такое не повторится…

Но для классной руководительницы не это важно. Ее интересует вот что: почему человек признается с таким опозданием и кто побудил его признаться?

— Я не знаю… Может быть, потому, что Влад Костеску поступил благородно, — слышится с последней парты.

Влад Костеску — ты. Благородно поступил ты.

«Эге-гей. Слу-у-ша-ай-те все! Мне хорошо и весело!»

Вечереет. Но пока еще все видно, все ясное-ясное.

Не убегай, мой славный денек!

Когда они простились на углу возле киоска, где продают сиропы хуже некуда и где не бывает мороженого за один лей, Раду Думитреску (вы его знаете, он из третьего подъезда, известен под кличкой «The Saint» — Святой[1], у него частенько забинтована рука, для вида, чтобы думали, будто он ранен в перестрелке) предупредил:

— Ты у меня смотри! Все, о чем мы тут говорили, надо держать в секрете, языком не трепли! А то ведь завтра же все будут знать — и лопух Джику, и мартышка Виолета, в общем весь четвертый подъезд с очкастым Серджиу во главе. Запомни: это наш секрет. Я думаю, ты понимаешь, что это такое — секрет?

— Ну вот! Секрет… есть секрет, а что же еще? — сказал Фане.

— Точно! — подтвердил Раду и вдруг схватился за поясницу, страдальчески скрючился, словно ему прострелили живот. Но героическим усилием воли он устоял на ногах. — Точно, парень! — со стоном повторил он. — Что бы с тобой ни случилось, молчок!

Фане тоже почувствовал в эту минуту, как пуля врага пронизала его. Он хотел было закрыть глаза и прижать руку к сердцу, но последние слова Раду насторожили его. Он решил отложить свои страдания на потом и спросил:

— То есть как… что бы ни случилось? Что ты хочешь этим сказать? Может что-то случиться?

— Нет, — ответил Раду и дернулся, увертываясь от пули, чуть не попавшей ему в лоб. — Нет, это только так говорится.

— А! — понимающе сказал Фане и сжал левое плечо, потому что успел передумать: пусть лучше ему прострелят плечо, а не сердце.

Раду пошел покупать «Информацию»[2] для отца, а Фане направился домой. Идти надо всего сто метров, через минуту он будет дома, если бандиты за ним не погонятся, если нога не очень будет болеть — рана у него на плече зажила, но после того его пырнули в ногу малайским ножом.

Фане намеренно замедлил шаг, ему хотелось поразмыслить над секретом Раду Думитреску. Ясное дело, секрета он не выдаст. Ни при каких условиях.

Хоть тут что будь. Допустим, на него напали два пирата, связали и увезли его на необитаемый остров, потом приставили ему к груди пистолет и грозят: «Секрет или жизнь!» Он смирится с судьбой, гордо взглянет на них и скажет: «Жизнь, злодеи, жизнь! Секрет — никогда!» Или, к примеру, подходит очкастый Серджиу и начинает канючить: «Скажи мне секрет, а я тебе за это дам свой велосипед до зимних каникул!» Но он подденет пальцем очки — они у Серджиу вечно сползают на кончик носа — и ответит: «Не лезь в чужие дела, бобик! Меня не купишь за велосипед, тем более что он у тебя без фары». — «Я дам в придачу три австралийских марки с кенгуру», — «С кенгуру, говоришь?» — «Правда, правда, я сейчас принесу и отца не побоюсь: он если заметит, отлупит меня». — «О, святая простота! Да хоть бы ты всю коллекцию мне принес и целый вагон живых кенгуру в придачу, все равно секрет от меня не узнаешь!» Или, скажем, подсыпется к нему лопух Джику: «Фане, скажи секрет, и тогда исполнится твоя мечта. Ты уже не будешь просиживать штаны на скамье запасных. Беру тебя в постоянный состав свободным игроком». — «Ну нет, дорогуша, умру запасным, навек откажусь от футбола, переключусь на игру в «колдуны», но секрета тебе не скажу!»