Не убий. На ловца и зверь бежит - страница 10

стр.

На теле, на руках, на ногах, на бедрах, груди имеются множественные ссадины и кровоподтеки от сдавливания тела руками (синяки). Ногти пальцев рук ободраны, с запекшейся кровью. На верхних веках глаз видны следы порезов.

Во влагалище воткнута острая гладкая коряга…»

Стас не мог читать дальше. Перехватило дыхание, помутилось в глазах, холодная судорога пробежала по спине. Он почувствовал, как зашевелились на голове волосы. Арнаутский не мог потом вспомнить, сколько прошло времени, прежде чем он смог взять себя в руки и продолжить изучение дела. С ужасом он читал заключение судебно-медицинской экспертизы:

«…Разрывы внутренних органов, причиненные острым деревянным предметом… Проникающее ранение в склеру обоих глазных яблок, причиненных колюще-режущим предметом, каковым мог быть нож… В легких обнаружены частицы мха, земли… Смерть наступила от асфиксии, искусственного перекрытия дыхательных путей, вероятнее всего от вдавления лица в землю, покрытую мхом… Смерть наступила, примерно, за 22–24 часа до обнаружения трупа…»

Снова повторился спазм, не было сил читать дальше. Стас долго не мог прийти в себя, потом все же продолжил: обычные протоколы, акты, справки. Бесстрастные факты, изложенные твердым почерком следователя, позволяли предполагать, что преступление совершено либо сексуальным маньяком, либо кем-то, проживающим по близости. Оба эти предположения были тщательно исследованы. Поскольку аналогичных случаев ни до, ми после этого убийства в округе не было, версия о маньяке была отвергнута. В отношении местных жителей, как более вероятной версии, следствие предприняло самые энергичные меры.

Отдаленность места преступления от вокзала, глухое безлюдье, отсутствие автомобильной трассы говорили о том, что убийцей мог оказаться случайный человек, например, лицо, собирающее ягоды или грибы. С другой стороны, лесная дорога, ведущая к совхозу «Рассвет», отсутствие предметов одежды погибшей и каких-либо вещей насильника и убийцы подтверждало, что им мог быть тот, кто знал отходные пути и средства укрытия следов преступления. Жилой поселок достаточно большой, а вместе с дачниками количество народа в летнее время доходило до нескольких сотен. Местный народ разный, есть пьющие, есть и судимые, бывали конфликты с отдыхающей молодежью. Но, как правило, мелочевка: короткие, без увечий, драки из-за девушек да лихой кураж на танцульках, изредка налеты на сады, заканчивающиеся холостыми выстрелами в воздух недремлющих сторожей.

Лена Колоскова, скромная, застенчивая девушка, жила на даче у Комаровых со своей матерью. Отец ее, профессор вуза, бывал наездами, так как работал в приемной экзаменационной комиссии. К началу расследования дачники еще не разъехались, и оперативникам, участковому и следователю удалось опросить и допросить практически всех, кто знал и видел девушку в течение всего лета.

Установить удалось только один эпизод, давший основание для задержания подозреваемого. Лена лишь однажды побывала на танцах в клубе, было это в июне, то есть задолго до гибели. На танцах собралась вся сельская молодежь и городские. Лена танцевала очень редко, больше стояла в углу и смотрела, отказывая приглашающим юношам. Делала она это мягко, ссылаясь на духоту и усталость. Какой-то нетрезвый высокий парень взял ее за руку и пытался втащить в плотную толпу разгоряченных тел, но девушка решительно отказалась и сразу же ушла домой.

Никогда больше ее на танцах не видели. Лена потом не жаловалась, что ее кто-нибудь преследует.

Профессионалы быстро вычислили этого парня. Саранцев Сергей, двадцати лет, электромонтер, на выходные дни приезжал из Ленинграда к своему приятелю, Козаченко Ивану, трактористу совхоза. Они вместе служили в армии, а после демобилизации продолжали дружбу. В основном рыбачили, ходили в лес, иногда браконьерно охотились, выпивали. Участковый держал Козаченко на контроле, и тот старался не попадаться ему на глаза. Особых происшествий в поселке не было, так, в основном бытовуха. Хлопот немного. Зверское, дикое убийство Лены Колосковой потрясло всех. Не имея даже намека на предшествующие побудительные мотивы, невозможно было его ни объяснить, ни, тем более, раскрыть.