Не верь, не бойся, не проси… Записки надзирателя - страница 10
– Век живи – век учись, товарищ майор! – угрюмо согласился Смолинский.
– Научишься… Ты сколько в органах? Год… Ну, значит, гнилью нашей пока не пропах, еще нос от таких дел воротишь… Всему свое время. Я, брат, двадцать пять годков в этой системе. Недавно вычитал, как называется штука, которая с такими старыми служаками происходит. Профессиональная деформация психики! Во как! И между прочим, неизлечима. Так и помру теперь… деформированным. Ну ладно, это, Коля, все лирика. А палку повесь вон на тот гвоздик. С ней только срок заработаешь и с зэками рядом сядешь. Мы с тобой, если захотим, безо всякой дубины любого урку так уделаем, что он вслед за покойным Булкиным сам, теряя тапочки, побежит… Пойдем-ка в третий отряд, мне там кое с кем потолковать надо.
Была глубокая, по-осеннему темная и беззвездная ночь. По пути к общежитию третьего отряда – самого дальнего в жилой зоне – Самохин поинтересовался вдруг:
– Ты, Николай, в художественной самодеятельности участвовал когда-нибудь?
– В какой самодеятельности? – удивился лейтенант.
– Ну, в драмкружке, например. Постановки разные, сценки перед публикой разыгрывать не приходилось?
– А-а… Было дело, – смущенно признался Смолинский. – В школе, то ли в первом, то ли во втором классе. К новогоднему утреннику сказку «Колобок» ставили. Я Волка изображал…
– Здорово!– восхитился Самохин. – Ты, значит, профессионал! Мы с тобой в отряде сейчас тоже сценку разыграем. Ты опять волком будешь. Только вместо Колобка возьмем Джаброева. И ты на него натурально так наедешь, мол, Джаброев, я тебя съем! Зачем, гад, притеснял осужденного Булкина? Парень из-за этого повесился! А потому, Джаброев, зэчья твоя душа, схаваю я тебя без остатка, сгною в буре, растопчу, проглочу, ну и так далее…
– А ты, Андреич, кого представлять будешь?
– Кумушку-Лису, естественно. Знать мою роль тебе не обязательно. Ты меня слушай, выполняй все, что скажу, и ничему не удивляйся. Договорились?
– Ладно… – с сомнением протянул Смолинский и, вытащив из-за пояса дубинку, показал Самохину: – Вот и пригодилась для роли-то. Какой же тюремный волчара без хорошей палки? – и постучал ею по прутьям калитки локального сектора: – Дежурный! Открывай, мать твою…
Из пристроенной здесь же будочки выскочил ошарашенный, всполошившийся со сна зэк-локальщик и, с перепугу не попадая сразу ключом, принялся отпирать замок калитки. Наконец, справившись, распахнул визгливую дверь, склонился подобострастно:
– Здравия желаю, гражданин начальник.
– Спишь на посту, сучья морда! – набросился на него Смолинский.
– Никак нет, гражданин лейтенант! – отрапортовал вытянувшийся по стойке смирно зэк.
Смолинский поднял палку и, слегка постукивая ее концом по бритой голове заключенного, медленно, с расстановкой произнес:
– Последний раз повторяю, а ты запоминай, долбогреб! Если еще раз проспишь и за полсотни шагов до моего подхода дверь не откроешь, я тебя, суку, велю цепью приковать к тачке, будешь пырять на карьере, пока не загнешься! Ты понял меня, козел?
– Так точно, гражданин начальник, – потупился зэк. – Намек понял, исправлюсь…
– То-то! – уже добродушнее воскликнул Смолинский. – Давай дежурь. И чтоб ни одна крыса за локалку не проскочила!
– Какой базар! – притворно возмутившись, развел руками локалыцик. – В моем секторе братва как за Кремлевской стеной – муха не пролетит!
– Ну ты и артист, Коля! – восхитился Самохин, когда они направились к зданию общежития, где размещался отряд. – Свиреп! Не переигрывай только, а то на пустяки талант свой растратишь.
– А я и не играл, – простодушно признался Смолинский. – Дали бы мне волю – я бы половину наших зэков перестрелял, а половину заковал в кандалы и отправил в карьер, щебенку дробить. А еще лучше – дорогу железную к Северному полюсу тянуть. А то его уже сто лет покоряют – то на лыжах, то на собаках… А мы дорогу проложим! Совсем другое дело. Сел в теплый вагон, пару суток поспал – и на месте. Приехали, вот он, Северный полюс! Покорили…
– Ага, а тебя, пока зэки будут дорогу строить, начальником конвоя туда. Рядом с ними стоять, сопли морозить… – добавил Самохин.