(Не) влюбляйся - страница 15

— Конечно, понимаю. И… разделяю твои чувства. Потому что люблю байки не меньше. Моя мама боится, что он меня когда-нибудь убьет, — грустно вздыхает Никита. — А что ты поешь? И танцуешь.

— Да все подряд! У меня и бабуля певица. Кстати, в кафе мы приходили после выступления. Она и сейчас поет в ансамбле «Русское поле». Я люблю исполнять джаз на английском, современные песни, но и романсы тоже знаю. Танцую почти все — родители меня с раннего детства куда только не водили. И мама у меня творческая личность… — выдавливаю, потупив взгляд. Наверное, о маме говорить не надо?

— Ты говорила, что мамы у тебя нет.

— Она уехала… То есть… Ох, Никита. Ладно, расскажу, — хлопаю Никиту по коленке и тотчас одергиваю руку — я купила его и не имею права вести себя, как добрая подружка. Осознание происходящего отзывается в сердце приступом тупой боли. — Мама уехала пять лет назад. Отец застукал ее с любовником и выгнал. Сейчас она живет в Кабо-Верде, это остров Зеленого мыса. Так что мы с сестренкой находимся под опекой папы, — закатываю глаза и качаю головой.

— А сестре сколько лет?

— Семнадцать. Ее зовут Ника. Николетта — мои родители те еще выпендрежники. А ты спортом занимаешься? — спрашиваю и тотчас краснею, вспоминая его твердые выступающие мышцы, подрагивающие под моими пальчиками.

— Да какой там спорт? Турники во дворе, бег по лесу. Отец рано умер, мне пришлось работать, чтобы удовлетворять свои нужды и Степкины. Тебе не понять.

— Наверное. Не буду спорить, — соглашаюсь, в очередной раз подчеркивая пропасть между нами.

— Понятно. Вроде бы все обсудили, Злата? Договаривайся с папой насчет знакомства. Надеюсь, тебе не грозит пансионат. Хотя… Наверное, любая девушка мечтала бы учится за границей.

— Что ты! Это не учеба, а тюрьма! Ладно, Ники, давай разъезжаться. Поздно уже.

— Ники? А ты тогда кто?

— Золотко, кто же еще? — хихикаю в ответ. — Все близкие меня так называют. Насчет обеда напишу. Пока.

Папа удивленно вскидывает бровь, когда я сбивчиво сообщаю о визите «жениха». Отвожу взгляд, не в силах выдержать его — прищуренный и острый. Мямлю, разглядывая домашние тапочки:

— Его зовут Никита, мы недавно познакомились, но я…

— Покраснела, вижу, — крутит он в руках карандаш, восседая в кресле кабинета. Свежий и спортивный — папа еще может дать фору молодым. Но скверный и вспыльчивый характер мгновенно выдает его возраст и лишает преимущества. — Ладно, дочка. Если парень окажется приличным — а я надеюсь он не из среды знакомых мне лоботрясов — выполню обещание насчет пансионата. Но понравиться мне…

— Невозможно, пап. Знаю, — выдыхаю беспомощно.

— Не так. Трудно, но можно. Иди, Золотко. Попроси Дину испечь яблочный пирог. Во сколько придет этот парнишка?

— В четыре, пап.

«Парнишка», — от папиного представления о парне хочется улыбнуться. Никита высокий взрослый мужчина, не иначе. Никакой не парнишка, а… Самый притягательный, умный, добрый… Похоже, я втрескалась не на шутку… Потому что думать ни о чем не могу — только о нем.

Никита подъезжает вовремя. Паркует старую машину на подъездной дорожке возле ворот и звонит в домофон. Жму на кнопку и бегу со всех ног его встречать. Звук шагов отдается гулким эхом от высоких каменных стен дома, вторя заполошно бьющемуся сердцу… Распахиваю калитку и встречаюсь с Никитой взглядом.

— Привет.

— Привет, Злата. То есть… Золотко, — улыбается он. — Не обольщайся, мелкая, это я репетирую.

— Входи. А почему ты не… — вздыхаю, так и не решившись произнести «не оделся нормально, подобающе случаю, прилично?».

— Я не должен понравиться твоему папе, Злата, — ультимативно говорит Никита, угадав мое возмущение.

На нем те самые уродливые штаны и застиранная футболка, видавшие виды кеды, слаба богу чистые. Ловлю себя на мысли, что мне плевать, как Никита одет. Я теряю голову от него — разодетого или в старой майке, строгого или улыбающегося… и это очень плохо. Плохо кончится — во всяком случае для меня.

— Да, ты прав. Но, тогда он отправит меня в пансионат, посчитав тебя недостойным. Об этом ты не подумал? Мог бы подыграть, Никит… — протягиваю жалобно.