Небеса - страница 7

- Мусенька, девочка моя. Ты солнце моё! Ты счастье моё! Ты даже не представляешь, как мне с тобой повезло. Я безумно тебе благодарна за то, что ты появилась в моей жизни и скрасила её. Любимая моя, нам пора прощаться. Дочь моя, сестра моя, самая лучшая подруга моя, роднуличка моя. Боже! Как же я была счастлива с тобой! Спасибо тебе за то, что ты была со мной все эти годы. Самая лучшая, самая красивая, самая любящая, самая любимая, родная моя. Я знаю, что тебе плохо, но чувствую, что ты слышишь каждое моё слово. Зайка моя, тигрица моя, королева, царица моя. Ты многому меня научила. Обещаю, что никогда тебя не забуду, буду постоянно вспоминать и думать о тебе. Буду всем рассказывать о том, какая у меня была замечательная кошка. А ещё обещаю, что никого после тебя не заведу. Запомни, ты навсегда останешься в моём сердце. Ведь ты подарила мне любовь, заботу, детство. Родная моя, но и ты меня тоже не забывай. Вспоминай обо мне там почаще, прошу тебя.

Всё это время я видела её родной, безразличный, смертельный, кошачий взгляд, но уверена точно, что она меня слышит и понимает. Сначала одна слеза прокатилась по моей физиономии, потом две, три и понеслось. Как можно осознавать то, что всю жизнь ты спал с любимым существом и этого больше не будет?! Больше не будет этой лёжки с мамой в обнимку, когда Муся приходит и ложится либо между нами, либо к маме на живот и начинает урчать, будто трактор. Но как же светло на душе мне было всегда после этой лёжки втроём! И этого неимоверного счастья с Кобылой Ивановной (так называл её папа) больше не будет.

На следующий день у неё отказали задние лапы, и она еле ходила на передних. И лежала плашмя, без сил, со взглядом полного безразличия, словно предчувствуя, что скоро навсегда оставит этот свет. Наверняка она уже ждала этого. Мы отвезли её в ту же клинику, куда возили с больными почками, ещё надеясь, что животное можно спасти. Ветеринар сказала:

- Сейчас измерим температуру и, если меньше тридцати пяти, то она умрёт сегодня или завтра.

Моему волнению не было предела, но…

- Тридцать три и восемь.

Мои и папины глаза полны слёз. Он предлагает мне её усыпить. Первые пять минут ему не удавалось меня уговорить, но… зачем мучить животное, если осталось несколько часов?

Ей колют первую дозу, а она лежит и смотрит на меня своими преданными, наивными глазами. А я? А я стою, нагнувшись к ней и держу её за лапу. Она открывает рот…

- Что с ней?

- Её тошнит. – отвечает врач.

Теперь, по-настоящему ощущая её мучения, и в то время, как ей колют вторую дозу, я вижу, как её чёрные зрачки увеличиваются:

- Пока, Муся.

- Пока, Мусь.

И папа уже попрощался.

Нет ничего хуже и больнее видеть, как твоё родное существо уходит от тебя навсегда. Лучше самой умереть, чем испытывать такое. Наверное, вот эти мысли частенько мелькали в голове у мамы с папой в роковые для нас времена.

Кошки не закрывают глаза во время усыпления. Их зрачки расширяются до такой степени, что их глаза становятся чёрными. Это жуткое и невыносимое зрелище.

Мусе вкололи третий укол, сердце ещё работало, но душа её была уже там. Доктор время от времени слушала нашу красавицу и спустя пять минут после третьего укола говорит:

- Всё.

Какое же ужасное это слово «Всё»! Ненавижу его теперь! Всё. Всё! Всё!!! Моей самой любимой, самой родной, самой замечательной Мусилии больше нет! Мир лишился самой лучшей кошки на свете.

Папа накрыл её с ног до головы синей простынкой с солнышками, убрал в багажник, и мы повезли хоронить за город. Он раскопал ямку, а я решила последний раз её обнять, пусть уже мёртвую, но свою. Держу её за подмышки и вижу перед собой бесчувственную, серую, неимоверно красивую кошку с чёрными глазами. Её шерсть стала такой же серо-дымчатой, в которой она молодая носилась по квартире. Тут я поняла, что это не она! Это не моя кошка! Моя родная кошка уже там, путешествует и смотрит на меня сверху, а это просто тело.