Небесные струны - страница 9

Впрочем, Глеб подробно осмотрел всё это чуть позже. Сейчас им навстречу шагнул настоящий космический лифтёр, который тепло поприветствовал их и обменялся крепкими рукопожатиями со взрослыми. Папа представил его Николаем Юрьевичем.

— Можете звать меня дядей Колей, — сказал тот детям.

В густых чёрных усах дяди клифтёра притаилась обаятельная улыбка.

— Итак, что мы имеем? — продолжил он и взглянул на гибкий дисплей в левой руке. — Сканирование показало, что вас семеро: трое взрослых, трое детей и один котёнок. Шестерых я вижу — а где же седьмой пассажир?

Валя открыла ранец брата и достала Ерошку. Тот недовольно пискнул.

— Предупреждаю: если малыш что-нибудь натворит, убирать будете сами, — уже без улыбки сказал дядя Коля. — Особенно наверху!

— Хорошо! — дружно ответили дети.

— Значит, договорились. Ну что же, приступим.

Следующие полчаса были посвящены инструктажу. Дядя Коля показал устройство кабины, системы управления и связи, расположение защитных скафандров, бортовой аптечки, баллонов со сжатым воздухом, огнетушителей и инструментов. Оказалось, что все системы продублированы: во втором отсеке было установлено точно такое же оборудование, только системы управления и связи в нём сейчас были деактивированы.

— А зачем нужно всё дублировать? — полюбопытствовала Лиз.

— Потому что космос не прощает ошибок, — ответил Джон. — Если что-нибудь сломается здесь, мы просто перейдём во второй отсек.

— Верно, — кивнув, веско подтвердил дядя Коля. — Такое редко, но бывает.

Затем он перешёл к правилам поведения на борту, описал три стадии подъёма кабины к геостационарному спутнику Апофис. Для детей эта часть была интереснее: речь дяди клифтёра звучала красочно и живо, было видно, что рассказывать ему нравится. Мало-помалу дети развеселились и даже стали подпрыгивать от нетерпения.

— Вот и всё, — подытожил инструктаж дядя Коля. — Теперь прошу занять места и хорошенько пристегнуть ремни. Пора подниматься!

Самое интересное в любом полёте, будь то полёт на ракете, на самолёте, на флаере, дельтоплане или воздушном шаре — взлёт и посадка. Тот первый шаг, за которым следует качественное изменение: вот вы ещё здесь, а через мгновение уже перешли в совершенно новое состояние. И последний, когда из режима «ещё в пути» вы в один миг оказываетесь «уже в пункте назначения».

Космический лифт в этом плане ничем не отличается от остальных видов транспорта. Вот вы сидите пристёгнутыми в кресле, слушаете переговоры лифтёра с диспетчерской на Земле и диспетчерской на Апофисе, время от времени выхватывая из них любопытные детали вроде полной массы кабины (восемьсот тысяч триста два килограмма). В иллюминаторе занимается рассвет, а за частично стеклянным полом виднеется скучное бетонное покрытие с мощными пружинами амортизаторов. Вот идёт обратный отсчёт, во время которого кабина готовится к рывку вверх, а системы Апофиса — к тому, чтобы неосязаемо для человека изменять тягу ионных двигателей, компенсируя еле заметное воздействие кабины на канат и на сам Апофис. Вот единица на табло сменяется нулём, и вас ощутимо, но не слишком сильно, вдавливает в кресло. И вот, наконец, кабина бесшумно взмывает ввысь, оставляя внизу бетонный приямок с амортизаторами и всем комплексом первого уровня космолифта, оставляя первые десятки метров толстого и неимоверно прочного каната, оставляя за собой Бонтанг, оставляя за собой целую планету. А рассвет в восточном иллюминаторе начинает идти чуть быстрее, чем для всех, кто остался внизу.

Поначалу Глеб не смог бы сказать, кто взлетает быстрее — самолёт или кабина клифта. Но через пару минут сомнений уже не оставалось: кабина поднималась со скоростью сто двадцать метров в секунду и выигрывала это гипотетическое соревнование вчистую. С тем же ускорением им предстояло взбираться ещё тринадцать минут, после чего разгон прекратится, и тогда можно будет вставать с кресел.

И взрослые, и дети не отрывались от иллюминаторов. За первые же минуты пути им открылись необъятные просторы — мелкие острова и океан, подёрнутые белой пеленой облаков. Затем горизонт стал зримым, поверхность планеты приняла очевидную кривизну. Самые маленькие острова один за другим пропадали из вида, зато громадные Калимантан и Сулавеси вышли на передний план. Ещё через несколько минут в восточном иллюминаторе взгляд мог охватить огромное пространство от Папуа до Филиппин, в южном — от Восточного Тимора до острова Бали, а в северном виднелись лишь океан да граница дня и ночи — терминатор. Для того, чтобы взглянуть в западный, пришлось бы встать с кресла и перейти во второй отсек, но смысла в этом не было — с той стороны ещё не рассвело.