Небо в огне. Штурмовик из будущего - страница 2

– О, наш! – обрадовался тот, кого называли старшиной. – Выходит, не ошиблись мы и правильно тебя вытащили, паря. Ты ведь летчик, так?

Опять странный термин. Смысл понятен, но кто же так называет пилотов?

– Пилот.

– Ну да, я и говорю. – Старшина устало улыбнулся. Только сейчас экспат[1] обратил внимание на то, что все окружавшие его люди здорово вымотаны и едва-едва стоят на ногах. Видимо, поэтому они так странно выглядят – у них попросту нет сил, чтобы привести себя в порядок. Но тогда непонятно, почему их командиры допустили, чтобы дело зашло так далеко? И вообще, где их офицеры? Старшина – это же не бог весть какой чин, почему он командует? – Мы видели, как тебя подбили. Решили подобраться поближе, пока немчура не очухалась, и сумели выдернуть из-под обломков. Самолет у тебя незнакомый – из новых?

Грац нахмурился. С каких пор его «Коготь» стал новым – серию этих машин в различных модификациях гонят с конвейера уже несколько лет.

– Да нет, обычный штурмовик. Их уже давно выпускают.

– Серьезно? Первый раз увидал, – сокрушенно признался старшина. Но тут же язвительно заметил: – Правда, мы вас – летунов – вообще редко видим. Почитай, чуть ли не в первый раз с начала войны так близко столкнуться довелось. Все где-то в вышине порхаете да на восток драпаете! – Он зло сплюнул на землю.

– Не заводись, Василич, – мужчина с повязкой глотнул из овальной емкости. – Что ты на парня накинулся – он-то не драпал – вон как колонну фрицевскую расчехвостил, любо-дорого посмотреть! Я такого месива с границы не видел, но там все больше нашего брата ихние самолеты гоняли. А здесь как-никак наша взяла!

– Твоя правда, Ефим, – согласился с ним старшина. – Слышь, пилот, тебя звать-то как? Документов твоих мы не нашли. И вообще, комбез, что на тебе надет был, выбросить пришлось – на нем места живого не осталось.

– Дива… – Усталость снова навалилась на Граца в самый неподходящий момент, придавив к земле, и он с трудом шевелил языком. – Диви…

– Дивин, что ли? – грубо спросил третий из мужчин, до сих пор молчавший.

Грац устало закрыл глаза. Короткий разговор вымотал его, парень окончательно выбился из сил.

– Гр-ррр-и… – попробовал назвать он свое имя, но так и не сумел. И последним, что услышал перед тем, как потерял сознание, было:

– Григорий, видать. Значит, так и запишем: Григорий Дивин – летчик-штурмовик.

– Эй, летун, иди поешь! – Старшина ловко снял с огня котелок, в котором что-то булькало, а вверх поднимался белесый парок.

– Не хочу, – угрюмо буркнул Грац.

– А вот это зря, парень, – спокойно сказал старшина. – Тебе сейчас сил нужно набираться. Нам ведь еще идти и идти, а повезет ли где-нибудь еще харчами разжиться – это большой вопрос.

– Правильно говорите, – особист, политрук Залыгин, появился, как обычно, бесшумно. Дивайн невольно вздрогнул, он никак не мог привыкнуть к такой манере поведения здешнего контрразведчика. Правда, стоит заметить, что и многие бойцы их разношерстного отряда тоже шарахались в сторону, когда особист вырастал рядом словно из-под земли. – А вы, сержант, перестаньте изображать из себя изнеженную барышню, ясно? Подумаешь, лицо, эка невидаль! Идет война, и потому о внешней красоте вспоминать будем после, когда немчуру с нашей земли вышвырнем. Доступно?

– Есть не вспоминать, – Грац опустил глаза. Спорить не хотелось. Ему вообще сейчас ничего не хотелось. Разве что в очередной раз пожалеть себя и посетовать на судьбу, что так безжалостно обошлась с ним.

Когда он очнулся в следующий раз после блиц-допроса, то обнаружил, что лежит на убогом транспортном средстве, медленно передвигающемся при помощи худющей лошаденки. Покопавшись в памяти, экспат неуверенно предположил, что вроде бы видел как-то нечто похожее в какой-то полузабытой постановке на историческую тему. Кажется, этот «экипаж» назывался телегой. Или телагой? Дивайн хотел спросить об этом нахохлившегося бойца, что правил лошадью, но в этот момент лицо стянула дикая боль. Нет, не так: БОЛЬ!!!

Дальше Грац помнил только, что не то заорал, то ли попытался заорать – детали ускользнули из памяти, – но опять потерял сознание. И пришел в себя лишь от прикосновения живительной и прохладной влаги к нестерпимо горящей коже.