Небольшие повести - страница 35

- Все?

- Все, как один.

- Вон у вас какие орлы!

- Одни смотрят, какие орлы, - медленно проговорил он. - Другие - какой план.

Тут он впервые взглянул на меня, и темная усмешка мелькнула в его серо-зеленых грустноватых глазах.

- Ты что, Колька! - закричала, подходя, учетчица.- Дядя Леша едет. Освобождай место!

- Обожди, - сказал водитель. - Видишь, с человеком беседую.

- А кто этот очкарик? - спросила она, стрельнув по моему короткому пальто наискосок черными глазами.

- Не видишь кто? Из газеты.

От изумления я оступился.

- Вам интервью надо? Что ж, давайте, - сказал между тем шофер, утирая руки. - Фамилия моя Хромов, звать - Николай. Для оживления материала можете записать хохму: ребята зовут Николай Первый. У нас два Николая. Вернулся я сюда, в родные края, из армии с правами шофера и с большой мечтой - работать в леспромхозе.. Чего же вы не фиксируете?- спросил он меня недоуменно. - Что мне, на воздух говорить?

- Ничего, продолжайте. Я запомню. Видите - мороз. Долго не попишешь. Дома вечером запишу слово в слово.

Николай посмотрел на меня с некоторым интересом.

- А не врешь? - спросил он.- Ну, тогда давай слушай. На чем мы остановились? На большой мечте? Так вот, решил после армии поработать, как говорится, на переднем крае. Где нужней,

- Молодец, - сказал я.

- Все хочешь, как лучше… - усмехнулся он. - Таков уж, как говорится, характер советского человека. Ты заводную ручку можешь вращать? - спросил он внезапно. - Давай-ка потихоньку… Так вот… Мой характер складывался в годы послевоенных пятилеток, когда наши люди одерживали победы и яркие звезды спутников устремлялись в далекие небеса…

- Вы женаты? - перебил я его.

- Что? А зачем это?

- Так.

- Ты давно в газете работаешь? - спросил Николай, подумав.

Я признался, что недавно.

- Оно и видно. Вот что. У меня вырезка есть - я тебе завтра ее доставлю. Там про меня складно написано. Переписывай своими словами - и порядок! А то напишешь про жену да про тещу - и материал получится безыдейный. Карточку надо? - спросил он по-деловому.

- Желательно.

- Возьмем у Аришки, - кивнул он на учетчицу и закричал сразу: - Аришка! Карточку, где я у машины в полный рост, отдашь вот ему… А ну, крутани-ка помаленьку, на пол-оборота…

Минут через пять он подрегулировал зажигание, завел мотор и уехал.

Прошло три дня.

Поздно вечером Терентий Васильевич точил нож и чинил ремни на охотничьей доске - поняге.

- Куда собираетесь? - спросил я.

Он ничего не ответил и ушел в баню.

Когда я проснулся, за окном было еще черно. Терентий Васильевич натягивал на ноги суконные арямужи. Я вскочил и стал одеваться.

- А тебе что не спится? - проворчал он.

Стараясь придать голосу возможно больше решительности, я напомнил, что он обещал взять меня на охоту.

- Куда тебе!.. Я далеко пойду, за вышку. На двое суток иду зверовать… А ты, гляди, хозяевай как следует. Дверь запирай на нутряной замок.

Я продолжал одеваться. Терентий Васильевич молча наблюдал за мной.

- На лыжах стоять можешь? - спросил он наконец.

Я промолчал.

- Ну, дело твое. Только гляди: ночевать ляжем в лесу. У нас тут так: где дым, там и дом.

Еще теплый со сна я вышел на крыльцо. Острый мороз охватил меня. Была еще ночь. Деревня спала, только окна пекарни светились. Услышав запах ружья, две тунгусские лайки Терентия Васильевича, бросив еду, заметались и зафыркали.

Терентий Васильевич встал на широкие лыжи, подал мне палку - сбивать с веток снег, чтобы не сыпался за ворот,- и мы стали подниматься.

Луна светила. Большая Медведица непривычно висела ковшом книзу. Окоченевшая от стужи тайга была загадочно неподвижна. На сугробах вспыхивали лунные звездочки. Терентий Васильевич ходко шлепал на лыжах, изредка постукивая палкой по веткам, за ним, утопая по брюхо в снегу, прыгали умные лайки. Вот он остановился, послушал скакавшую верхним следом белку и сказал, не оборачиваясь:

- Сытая. Ускоки короткие.

И снова ружье, висящее книзу дулом на его спине, и поняжка маячили впереди, между соснами.

Не прошло и получаса, а мне стало ясно, что я не дойду не только до вышки, а вряд ли дотяну и до соседней сопки. Однако упрямство и стыд гнали меня вперед. «Подумаешь, журналист! - урезонивал я себя. - Вон Михаил Кольцов в Испании был, в республиканских войсках, Евгений Рябчиков- в экспедиции в Антарктиде… А ты не можешь сопку перейти. И правда, очкарик».