Небольшие повести - страница 38

Довольно долго казалось, что я возвращаюсь тем же путем, каким шел с Терентием Васильевичем. Однако в ту минуту, когда надо было показаться в распадке деревне, внезапно открылись совершенно незнакомые места. По отлогому склону тянулась широкая полоса давнего пала. Ни звуков лесопилки, ни шума машин - ничего не было слышно. Я заблудился.

Черными столбами торчали из-под снега жалкие остатки когда-то роскошного хвойного леса. Снег лежал печальным, нетронутым покрывалом; одного взгляда было достаточно, чтобы понять, как давно сюда не забегал зверь и не залетала птица. Даже кустарник не рос на опаленной огнем земле. Вокруг было тихо, безнадежно; черные застывшие палки напоминали о безмолвном, заброшенном кладбище. Где-то поблизости лесосклад, люди, машины, скованная морозом река, но где - неизвестно.

«Не торчать же тут целый день», - подумал я и повернул обратно. У нас, в России, легко ориентироваться по растительности: обыкновенно с южной стороны у деревьев больше ветвей, чем с северной. Но здешние елки и кедры этому закону не подчинялись. Я залез в такую чащобу, что потерял всякое представление, как выбраться и куда идти.

Ветер становился жестче. Таежная глухомань обступала со всех сторон. Колени заболели снова. Я остановился и закричал. Надеяться, что услышит Терентий Васильевич, было глупо, но я все-таки закричал. Впрочем, довольно скоро мне стало совестно; я сел на поваленную бурей сосну и - может быть, читатель не поверит, - засмеялся над собой, как над совершенно чужим человеком.

Вскоре в небе послышался шум. Царапая лицо, я стал выбираться на лесную поляну. Неужели самолет? Самолеты в этих местах летают невысоко и всегда вдоль реки. Река, как и все северные реки, течет с юга на север, в Ледовитый океан, и служит летчикам отличным ориентиром.

Я выбрался на маленький солнцепек и увидел серебристый биплан. Удивительно медленно, словно сознательно указывая направление реки, он пролетел слева направо и расплавился в солнечных лучах.

Я пошел напрямик по солнцу. Но недаром говорил Терентий Васильевич: по тайге напролом не ходят.

На склоне сопки, пересекая путь, тянулся отвесный обрыв- по-местному «прижим». Высота его была метров тридцать, а может быть, и все пятьдесят. На дне застыл ручей. Если знать наверняка, что он впадает в ту реку, на которой стоит лесосклад, можно было бы пойти вдоль ручья, поверху до устья. А может, двинуться вверх - поискать безопасный переход? Как бы снова не заблудиться.

Я стоял и думал. Мысли все медленней ворочались в голове; и казалось, давным-давно где-то далеко, на другой планете, видел я быстрого на ходу Терентия Васильевича, его старую деревянную понягу и его резвых лаек.

Внезапно неподалеку послышался рокот автомобильного двигателя. Я вообще люблю шум мотора и готов часами слушать слитные взрывы горючей смеси, представлять, как порхает в цилиндрах искра, подчиненная человеческому разуму. Можете представить, какую песню пел мотор на этот раз в глухой, безлюдной тайге!

Между деревьями мелькнула машина. Она лихо попятилась к обрыву и остановилась у самого края как вкопанная, громыхнув цепями. Я не видел водителя, но по мертвым, отлично отрегулированным тормозам сразу догадался, кто он,

Так и было: медлительный Николай Хромов, в шелковом кашне, в малахае со сдвинутыми на затылок ушами, с кокетливой ленцой вышел из кабины, встал у машины на колено, как рыцарь перед королевой, что-то там подвинтил внизу и стал сбивать варежкой снег с комбинезона.

- Коля! - воскликнул я.

Он резко обернулся. Мне показалось, что он растерялся. Он стал оглядываться по сторонам, будто пытаясь увериться, нет ли здесь еще кого-нибудь, кроме меня.

Чего он испугался? Зачем заехал к пустынному обрыву? Почему кругом сильно запахло бензином? Эти вопросы возникли позже. А в ту минуту не было никаких вопросов-‹ хотелось созорничать, забросать Николая снежками.

- Думал, так далеко зашел, что живой души не встречу!- закричал я, подбегая к нему.

- А ты что, не знал разве, - сказал Николай, все еще машинально постукивая по ноге варежкой, - у нас тут сто рублей - не деньги, сто лет - не старуха, сто верст - не расстояние.