Небом крещенные - страница 7
Средняя Азия. Простор…
В новой школе во всем чувствуется настоящий воинский порядок: кругом чистота, дисциплина строгая, в столовой никто не схватит твоей порции хлеба, опоздай ты хоть на час. Ложась вечером в постель, с наслаждением вдыхаешь запах свежевыстиранных простыней. По сравнению с тем, что было, — небо и земля.
Если школа ускоренного типа, то не должны нас тут долго мариновать, фронту требуются летчики.
30 января
Время от времени у меня появлялся друг, верный и единственный, от которого не было секретов, с кем все пополам. Впервые силу и счастье дружбы я испытал еще в пятом классе. С тем веснушчатым мальчишкой мы расстались из-за того, что мои родители переехали в другой город. Были и потом друзья. Нечастые, правда. Обычные житейские обстоятельства, которым мальчики и юноши противиться не в силах, разлучали нас. На расстоянии со временем дружба глохла.
Сегодня, к великой моей радости, пришел армейский друг. Расскажу все, как было.
За пятнадцать минут до подъема в казарме появлялся большой, сутулый в плечах человек. Нос — клювом, над круглыми, немигающими глазами прямой чертой надвинуты брови, как у беркута. Старшина эскадрильи, гроза курсантов. Нам, новичкам, уже известно, что здешние ребята дали ему имя "Сико". Когда он обнаруживал где-нибудь в укромном уголке несколько ничем не занятых курсантов, то первым делом спрашивал: "Сико вас тут?"
Он коверкал слова, как вздумается, будучи не шибко грамотным: "Отэти люды… За мною, марш!" — И вел курсантов куда-нибудь, где находилась для них работа.
Сегодня я опоздал встать по команде "подъем", разнежившись в теплой, чистой постели на койке верхнего яруса. Оглашенная команда дневального не могла протаранить оболочку моего благодушия, хотя я вовсе не спал. Растолкали меня, когда курсанты, уже обутые, выбегали в коридор.
— Выходи строиться на физзарядку! — орал дневальный.
В узком проходе между койками я наскоро зашнуровывал ботинки, и тут над моей головой послышался негромкий, растянутый по складам вопрос:
— Сико вас тут?
Все. Спешить больше некуда.
Старшина повел меня к дневальному, где стояли еще два нарушителя распорядка дня, вооруженные швабрами. Мыть полы в огромной казарме — удовольствия мало, причем тот же самый Сико будет стоять над душой, требуя, чтобы хорошенько протирали под койками и под тумбочками, чтобы всюду было как вылизано языком.
— Он из новичков, наших порядков не знает! — крикнул из строя один из курсантов, когда старшина вел меня мимо.
— Нехай обвыкает, — бросил походя старшина. — А вы, Булгаков, помалкивайте!
— Может быть, человек заболел, — послышался тот же голос, тонкий и смелый, как у задиристого петушка.
— Булгаков, вы хочете в помощники?
— А зачем нападать зря?!
— Курсант Булгаков, выйти из строя!
Интересно: кто же это такой храбрый? Гулко отпечатал три шага вперед небольшого роста курсант, с виду совсем мальчишка. Чувствуя, что все на него смотрят, улыбнулся застенчиво.
Когда казарма опустела, уборщики-штрафники взялись за работу: ползали под кроватями, гремели тумбочками и табуретками. Пришлось ломать спину похлестче, чем на физзарядке. Вздохнули, когда начали мыть длинный, без какой-либо мебели коридор: знай себе гони шваброй лужу воды из конца в конец.
В такой работе очень просто познакомиться.
— Слушай, тебя как зовут? — спросил он меня.
— Вадим, Вадим Зосимов, — ответил я.
— А я — Валентин Булгаков.
Две наши швабры скользят по полу рядом, перед нами отступает лужа грязной воды.
— Ты откуда?
— Из Донбасса.
— Донбасс давно у немцев. Про своих что-нибудь знаешь?
Я помотал головой из стороны в сторону. Ответить не смог: горло перехватила спазма.
— У меня тоже так. Я из Новороссийска.
Закончив работу, мы, как уборщики, отдельно сходили в столовую, где на нас был "оставлен расход". Каши досталось нам побольше, чем в обычных порциях, потому что повар выскреб все с донышка котла. Потом мы пошли в курилку. Неторопливо курили, растягивая удовольствие, стремясь хотя бы на четверть часа опоздать на занятия. "Почему опоздали?" — спросит преподаватель. "Мы уборщики", — ответим мы. И ничего нам не будет.