Нечисть - страница 12

— Я… понятия не имею, в любом случае, это неважно. Когда Таммит продала себя?

— Десять дней назад.

Десять дней! Барериса с ума сводила мысль, что, если бы он решил расстаться со своими товарищами чуть раньше, то смог бы попасть на другой корабль и, возможно, прибыть вовремя, чтобы предотвратить случившееся.

Но и этот срок все же обнадеживал. Тэй был большим и многонаселенным государством, владеющим десятками тысяч рабов, но, если Таммит рассталась со своей свободой так недавно, может быть, ещё есть возможность её отыскать.

— Я собираюсь найти Таммит и вернуть её домой, — произнес Барерис, — Ты же — убирайся отсюда и не смей возвращаться обратно. Используй те деньги, которые твоя дочь дала тебе, чтобы расплатиться с Белыми Воронами, и заботься о Рале так, как она бы хотела. Если я вернусь и застану тебя пьяным или спустившим всё на игру, то, клянусь арфой Милила, я тебя на куски порежу.

Вздохи и нечленораздельное бормотание спящих рабов не были особенно громкими, а запахи их немытых тел — совсем уж невыносимыми. Лежа между ними, Таммит Ильтазиарра подозревала, что заснуть ей мешали только страх и печаль. В любом случае она бодрствовала и поэтому таращилась наверх в темноту и гадала, что было бы, если бы она произнесла слова, жившие в её сердце шесть лет назад.

«Мне не важно, есть ли у нас деньги. Ты — единственное, что мне нужно. Оставайся в Безантуре и женись на мне сегодня же».

Послушал бы её Барерис в этом случае?

Она никогда не узнает, потому что не произнесла этих слов ни тогда, ни когда-либо ещё. Как бы она могла — чувствуя, что творится в его сердце? Он сказал, что ему нужно уехать ради их будущего, и он не имел в виду ничего иного, но ведь он действительно хотел уехать, хотел увидеть другие страны и чудеса и доказать, что он — человек, которому не страшны обычные опасности и поэтому достойный великой награды за свои дела.

Может, дело было в том, что он был мулан, следовательно — по крайней мере, теоретически — происходил из аристократического сословия. Таммит же принадлежала к беднякам-рашеми и никогда не испытывала потребности доказать, что заслуживает лучшей жизни, а провалившаяся попытка добиться этого означала бы её собственную никчемность. Наверное, Барерис полагал иначе, зная, что его семья, бывшая когда-то богатой, в итоге потеряла все.

Ну, вообще-то, не все. У них все ещё была их свобода, и от этой мысли ужас ещё сильнее стиснул её в своих объятиях, а сожаление превратилось в мучительную скорбь. Беспомощная, Таммит лежала в полной власти охвативших её чувств, пока кто-то слева от неё не зарыдал. Тогда, несмотря на своё собственное незавидное положение, она поднялась с тонкой колючей постели. В загоне под потолком были проделаны маленькие оконца, предназначавшиеся больше для вентиляции, чем для освещения, но проникавшего через них лунного света хватило, чтобы девушка смогла пробраться через сумрак, ни на кого не наступив.

Плачущая девочка лежала на своем месте, поджав ноги и спрятав лицо в ладонях. Опустившись возле неё на колени, Таммит мягко, но настойчиво заставила её сесть и обняла. Её пальцы утонули в копне длинных, молодых, давно не мытых и поэтому сальных волос.

В Тэе мулан удаляли всю растительность с головы, а часто и со всего тела тоже. Свободные люди-рашеми редко впадали в подобные крайности, но, если они и предпочитали оставлять на голове хоть какие-то волосы, то обрезали их очень коротко, чтобы подчеркнуть свое отличие от рабов, которым запрещалось стричься.

«Скоро, — подумала Таммит, — и я буду обладательницей подобной копны тяжелых, горячих и грязных волос». Хотя это было самым малым из тех испытаний и оскорблений, что в ближайшем будущем выпадут на её долю, осознание этого почти заставило её разрыдаться.

Вместо этого девушка продолжала держать свою сестру по несчастью в объятиях, гладя её по спине и тихо напевая:

— Все хорошо… все хорошо.

— Вовсе не хорошо! — вскрикнула девочка-подросток. В её голосе звенела злость, но она не сделала попытки высвободиться из объятий Таммит. — Ты новенькая, откуда тебе знать?!

— Кто-то обращался с тобой жестоко, — сказала Таммит, — Но, может быть, твой новый хозяин будет добрым и богатым. Может быть, ты будешь жить в большом доме, носить шелковые одежды и есть самую вкусную еду. Может быть, жизнь станет лучше, чем раньше.