Недоговорённость моей мамы - страница 3
- А это мои деньги, ну то есть папки моего!
- А мамка не в курсе, стало быть, на что тебе папка деньги...
- А у нас мамки нет теперь! - Зелёный глаз озорно смотрит.
- Умерла... - Евсенеев, при всей брюзгливости своей натуры, всё же не мог выслушивать про такое чужое горе - у него мать хоть живая, и живёт всё так же вместе с ним, в полученной ими позднее двухкомнатной квартире со всеми удобствами; с удовольствием возится с пятилетним внуком, Кирюшкой, которого раз в неделю привозит бывшая жена - развелись два года назад, а право видеться с внуком и сыном мать и Евсенеев отстояли в суде. Но к чужому горю, к сиротству, Евсенеев всегда был неравнодушен. Мать часто приговаривала ему в детстве: "вот подохну, в детском доме уж сопли на кулак помотаешь!", и Евсенеев тогда плакал и исполнил свой детский зарок - никогда не бросить мать одну, даже когда вырастет.
- Да не умерла, вы что? - белобрысый цинично хохотнул - ушла она от нас с папкой! Да и пускай валит, прошма...
- Ты как о матери говоришь, сопляк зелёный! - от святотатства юного собеседника Евстенеева перекорёжило. Родная мать ушла от сына и мужа, скорее всего оттого что была шалавой, а муженёк тупорылым обалдуем, а сынок, вот что тут сейчас ругает родную мать - сын шалавы!
Евсенеев размахнулся было левой рукой - в правой находилась корзинка с продуктами, - но не смог ударить. Белобрысый зажмурился, а рыжий неожиданно тонко вскрикнул.
- Проблемы? - мордатый охранник поигрывал брелоком с ключами. Из очереди завопила какая-то клуша:
- Да он уже битый час ребятишкам покоя не даёт - подойдёт да отойдёт, да снова! Вы его проверьте, может этот... педофилец какой!
Кровь отхлынула от желтоватого лица Евсенеева, чтобы затем ударить приливом вновь - даже залысины покраснели. Корзинка с продуктами выскользнула из рук, - лоток с куриными крылышками скользнул по кафелю к начищенной туфле охранника.
- Вы... в-вы... - вы как смеете, они тут начали, они тут нагло... - голос Евсенеева напоминал грозное клокотание индюка, все присутствующие небольшого магазина, казалось, смотрели только на него. Мальчишки вместе с чипсами прошмыгнули к кассе, а охранник ухмыльнулся.
Евсенеев, споткнувшись о корзинку на полу, двинулся к выходу - вслед неслось перешёптывание.
Весеннего настроения как не бывало - он тупо встал неподалёку от магазина, наблюдая, как мужики в оранжевых жилетах расправляются с кучей-"шлюхой". Один, забравшись на самую вершину, саданул ледорубом - и та словно по-человечески охнула, вся потекла...
Снова нахлынуло почему-то из детства: Евсенеев, лет одиннадцати, долго ворочается на своём диванчике в кухоньке, ему не спится; через тонкую стенку слышно, что и мать помолилась, как всегда делает, прилегла на свою кровать - и тоже не может уснуть. И, Евсенеев слышит, что-то вдруг зашептала-зашептала так неразборчиво. Мальчику стало почему-то боязно. Хотел было окликнуть мать через стенку - как вдруг возникло непередаваемое ощущение, что они уже не одни в ночной их маленькой квартире.
Скрипнул паркет в коридорчике, следом - дверь в комнату матери. Через секунду мать порывисто задышала, заворочалась, повизгивали пружины кровати, но недолго - вскоре она, облегчённо выдохнув, затихла.
Следом уснул и Евсенеев. Тогда он и испытал почему-то во сне первое... он будто сидел за партой в шкое, и его соседка по парте всё так к нему прижималась и... и...
Утром ему было страшно стыдно, он рассказал про это матери, ожидая что она даже его побьёт, а не то что выругает. Мать нахмурилась, но бить его не стала - только поругала немного, и заставила записаться в спортивный кружок.
Дворники наконец-то победили зловредную снеговую кучу, и теперь разбрасывали лопатами комки снега и льда вперемешку с окурками, разноцветными бумажками и прочим мусором.
Он, несколько успокоившись, вернулся обратно в магазин - в дверях столкнувшись с теми двумя поганцами - мальчишки с тупыми рожицами чавкали чипсы. Увидев Евсенеева, прижались спиной к стенке, но тот лишь презрительно глянул в их сторону.
Он, больше не пользуясь корзинкой, снова сгрёб с холодильного прилавка вареники, замороженные крылышки и двинул к кассе. За время отсутствия очередь рассосалась, клуша, бросившая ему обидные слова, укладывала покупки в хозяйственные сумки.