Нефритовая Гуаньинь - страница 13
Из дальних и ближних мест беспрерывным потоком текли ко двору подарки — евнухи, певицы, с любопытством разглядывавшие друг друга, собаки, лошади, ценные безделки.
Раньше других умерла госпожа Циньго, а госпожи Гого, Ханьго и гочжун еще долго процветали. Госпожа Гого и гочжун состояли в предосудительной связи. Не считаясь с правилами и приличиями{90}, гочжун и госпожи Ханьго и Гого по пути во дворец развлекались тем, что скакали бок о бок, взапуски, нахлестывая лошадей. За ними следовала конная свита из мужчин и женщин, всего более ста человек. От факелов было светло как днем. Все ехали в открытых колясках, наряженные богато и ярко. Улицы были запружены зеваками, и толпа только ахала в изумлении.
На всех свадьбах в любом из десяти княжеских домов — женили ли сына или выдавали замуж дочь — посажеными бывали неизменно госпожи Ханьго и Гого. Всякий раз им платили тысячу связок монет. Только после этого император давал свое согласие на брак.
На четырнадцатом году правления, в первый день шестого месяца, император удостоил своим посещением Дворец блеска и великолепия. Это был день рождения Ян гуйфэй. Император приказал оркестру Грушевого сада собраться в Зале долголетия. (Это был один из оркестров и состоял из тридцати человек. Все музыканты были моложе пятнадцати лет.)
Новая мелодия, которую музыкантам предстояло торжественно исполнить, еще не имела названия; как раз в это время из Наньхая доставили личжи, и император предложил назвать ее «Аромат личжи». Предложение государя было встречено такими криками восторга, что казалось, они способны пошатнуть горы и потрясти долины.
На одиннадцатом месяце того же года Ань Лу-шань поднял в Юдине мятеж, объявив, что хочет свергнуть гочжуна. (Первоначально Ань Лу-шаня звали Ялошань: он происходил из племени ху и был полукровкой. Мать его была шаманка. В пожилые годы Ань Лу-шань неимоверно растолстел, живот свешивался ему на колени. Однажды он взвесился, и оказалось, что вес его равен тремстам пятидесяти цзиням{91}. И тем не менее, исполняя перед государем танцы своего народа ху, он носился быстро, как ветер. Однажды император приказал поставить в восточном покое башни Циньчжэн ширму, расшитую большими золотыми фазанами, и широкое ложе под пологом и посадил Ань Лу-шаня рядом с собой. Перед башней разыгрывались всевозможные представления, которые император смотрел вместе с Ань Лу-шанем. Су-цзун заметил с укором:
— За всю историю, с древнейших времен до наших дней, не найти случая, чтобы подданный смотрел представления, сидя возле императора.
— Лик его поистине необычен, — тихо промолвил император. — Я посадил его рядом с собою, чтобы предотвратить несчастье.
В другой раз, на ночном пиру, Ань Лу-шань заснул, охмелев, и превратился в свинью с головой дракона. Придворные тут же доложили об этом императору.
— Этот свино-дракон, пожалуй, ничего дурного сделать не способен, — решил император.
И так как его вовремя не умертвили, он потряс мятежами все Срединное государство{92}.)
Виновниками бунта Ань Лу-шаня молва единодушно называла троих — гочжуна, госпожу Гого и Ян гуйфэй, однако довести это до сведения императора никто не решался.
Император хотел возвести на престол наследника, чтобы самому выступить в поход. Своим планом он поделился с гочжуном. Тот страшно перепугался и, вернувшись домой, сказал сестрам:
— Скоро нам всем конец! Если на престол взойдет наследник, мы погибли.
Сестры с плачем рассказали об этом Ян гуйфэй. Выслушав их, Ян гуйфэй умоляла императора пощадить ее, и государь отказался от своего намерения.
На пятнадцатом году, в шестом месяце, пала Тунгуань{93}. Император выехал в Башу. Ян гуйфэй сопровождала его. Когда они прибыли на почтовую станцию Мавэй, командующий Правой императорской армией, Чэнь Сюань-ли, страшась солдатского мятежа, обратился к войскам с такою речью:
— Поднебесная на краю гибели, императорский трон колеблется. Если бы не Ян гочжун, который грабил и притеснял народ, разве дошли бы мы до такого позора? Если мы не уничтожим его теперь же, не будет нам прощения в глазах Поднебесной.