Нефритовый Грааль - страница 11

— Ты давно здесь живешь? — как-то спросил Натан.

— Я жил тут всегда.

— А всегда — это сколько?

— Точно не знаю. Наверное, не очень долго. Но я не помню, чтобы жил где-нибудь еще.

— А родители у тебя есть?

— Родители?..

— Мама и папа. У меня есть мама, а папа умер. И еще есть дядя Барти и Гувер. А у тебя?

Похоже, у Лесовичка никого не было.

— Тогда у тебя могу быть я, — предложил Натан.

С тех пор они вместе пробирались через просветы в густом подлеске в глубь леса, где вымышленный друг открывал Натану тайные миры в дуплах деревьев или под слоем прошлогодней опавшей листвы; вместе следили за тем, как тянутся вверх побеги, и наблюдали за крошечными насекомыми. Порой неожиданно налетали птицы: они садились на пальцы Лесовичка, длинные, коричневые и узловатые, или на плечо — словно он был всего лишь ростком, пробивающимся меж корней деревьев.

Узнав о приключениях сына, Анни пришла в ужас.

— Ему ни в коем случае нельзя разгуливать вот так одному! Ведь может стрястись что угодно!

— Похоже, за ним приглядывают, — заметил Бартелми. — Не стоит так волноваться. Здесь с Натаном ничего не случится.

И она ему отчего-то верила.

Когда дружба Натана с Хейзл окрепла, он рассказал ей о Лесовичке — но и ей не довелось встретиться с ним. Постепенно, уделяя все больше внимания школе и прочим занятиям, сам Натан стал все реже и реже видеться со своим удивительным товарищем; и Лесовичок начал растворяться в прошлом, в раннем детстве, пока наконец Натан не поверил в справедливость маминого определения: леший — плод воображения, не имеющий собственной сущности.

Когда Натану сравнялось одиннадцать, он поступил в частную школу при аббатстве Ффилде, находящемся примерно в часе езды от Иде. Преподавали там монахи. Анни откопала где-то давно забытый католический катехизис времен своей юности, чтобы Натан мог подать документы. Одна из лучших школ в округе, она славилась тем, что обучала детишек богатых и привилегированных, но также давала превосходное образование тем, кто желал его получить, и отличные возможности для занятий спортом — всем остальным. Натан жил в пансионе: добираться домой каждый вечер было слишком далеко. Ребята из шайки Джексона Викса сперва поддевали его, называя зубрилой, потом устали от собственной шутки: Натан, похоже, не замечал их издевок и не поддавался на провокации.

В новой школе мальчик обзавелся новыми друзьями и все реже виделся с ребятами из деревни; только дружба с Хейзл и Джорджем оставалась нерушимой. По выходным они по-прежнему собирались в книжной лавке, в особом месте встреч, именуемом Логовом. В магазине между двумя рядами полок имелось что-то вроде кладовки, похожей на высокий узкий шкаф, и дети обнаружили, что если пробраться внутрь и вскарабкаться по стремянке наверх, то очутишься на малюсеньком, придавленном крышей чердачке, откуда через окошко можно выбраться наружу. Здесь была их тайная штаб-квартира, где они придумывали игры и приключения — или же просто сидели и болтали о том о сем, недосягаемые для взрослых. В Логове у них была припрятана металлическая коробка из-под печенья с провизией, три кружки для «колы» или лимонада и фонарик с цветными стеклами по бокам — чтобы зажигать его темными зимними вечерами. Натан даже соорудил из картонки специальный заслон для чердачного окошка, дабы никто из случайных прохожих не заметил наверху свет. Время от времени Анни, убедившись, что детей поблизости нет, тайком пробиралась в Логово и протирала там пыль — чтобы не слишком пачкались. Она справедливо полагала, что родители Хейзл или Джорджа вряд ли обрадуются, если каждый раз после общения с Натаном дети будут возвращаться домой в грязной одежде.

Иногда безоблачными ночами ребята тушили огонь в фонарике и открывали окошко, чтобы смотреть на звезды.

— Вот если бы у нас был телескоп, — говорил Натан, — тогда мы разглядели бы их гораздо ближе и лучше. — Он изучал основы астрономии в Ффилде. — Смотрите, вон там — Большая Медведица.

— Она никогда не казалась мне похожей на медведицу, — заметила Хейзл. — Скорее уж на кастрюлю с погнутой ручкой.