Неигра - страница 8

– Что же тебя так привлекает? Неужто, Анка?

– Да! – бархатный голос Прошкиной выдумки сделался взволнованным.

– Ну ты и уникум! Я хочу сказать – ну и вкус у тебя! Вот уж не думал! – изумился Прошка.

– Ничего удивительного! Это ее жизнь, фантазия, желания меня хранят, и теперь защищают даже от тебя. Для нее ты сам меня призрачнее!

– Какая беда! Я просто хотел развлечь её, – жалобно пропищал Прошка.

– Теперь Анечка моя, – пропел бархатный голос.

Полинка потихоньку заглянула в комнату. Прошка сидел в углу своей коляски, сложив ножки по-турецки и понуро склонив голову. Коляска накренилась и жалобно поскрипывала. Зелёная тряпица висела на нём жалкими отрепьями. А на его пальце балансировал маленький Василий Васильевич Пузырь в своем пальто с пелериной.

– Пожалуйста, фантазия, вернись в мою голову, ты слишком разыгралась, – прошептал Прошка.

– Не проси. Я влюблен. Ты не знаешь, что это такое. Ах, Прошка, честно говоря, тебе следует пожалеть меня. Кажется, я попал в жестокую переделку. Она ведь не любит меня, и летит со мной на Канары только из-за тамошних видов. Я уже несчастен.

– Да, и ты пропадешь, рассыплешься, как любая неуместная фантазия. И она с тобою. И, может быть, весь свет.

– Ну и пусть. После меня – хоть потоп!

– Как я глуп и бессилен… Прояви хоть ты благоразумие!

– Я попросту не могу, пойми… Это сильнее меня, – покачал крошечной головой крошечный Василий Пузырь, – такое огромное чувство, а я такой маленький…

Смелая Полинка уже знала, как избавить Прошку, сестру и весь мир от страшной нежити! Она прыгнула, как кошка, и поймала Пузыря! Он бился в ладонях несчастной, насмерть перепуганной бабочкой. Но Полинке вовсе не было его жаль – она ведь знала, что он ненастоящий. На столике в лунном свете поблескивала пустая коробочка из-под клубничной жвачки, когда-то подаренной ей Василием Васильевичем. В этот коробок Полинка и посадила коллекционера, а коробок для надёжности сунула в большую Августину туфлю, а туфлю – на самое дно вместительной овощной корзины, и засыпала картошкой. И тогда ей стало страшно.

Она опрометью бросилась в свою постель и лежала, дрожа, до утра. Она сомневалась – а что, если Василий Васильевич все-таки немножко живой? Каково ему под картошкой?

Полинка тревожилась, мучилась сомнениями, и чем больше проходило времени, тем сильнее! Она сразу же придумала спросить Прошку, что он обо всём этом думает, правильно ли она поступила. Он или похвалит её за смелость и ловкость – и тогда она совершенно успокоится, или скажет, что так ни в коем случае нельзя обращаться с взрослыми коллекционерами, даже когда они выдумки… И тогда она освободит Василия Васильевича. Но Прошка не отвечал. Он прикинулся Полининой куклой Карлом, последней, в которую она играла… И ни за что не хотел говорить, проявляя полное равнодушие! Полинке стало обидно и за себя, и за Василия Васильевича, который доставлял окружающим столько радости, а теперь томится на дне корзины, засыпанный картофелем, а Прошке всё равно!

Всем сделалось тоскливо без Пузыря. Августа была растерянна, Анка зла и понура, Прошка онемел, а сама Полинка разом лишилась всех удовольствий. Исчез и беломраморный особняк, и веселый покладистый Эмиль. А ещё прапрабабушка хватилась туфли. Так что у Полинки были причины для раскаяния и сомнений. Августа без конца искала и жалобно оплакивала туфлю – у неё не было другой удобной обуви, и она не знала, когда сможет продолжить свою работу над каталогом – не отвечал телефон ни у секретарши, ни у фотографа, ни в особняке, ни даже в сторожке у садовника. Полинка притаилась и молча ждала – что будет?

Анка тоже замкнулась в себе. Стала много курить, ломала свои тонкие пальцы, кусала губы. Жалко ей было, что не погуляла по островам Канарам. Полинка хотела было рассказать ей в утешение, от какой беды её избавила, но не решилась. А потом стала сомневаться, не виновата ли она перед сестрой? Может быть, ничего страшного и не случилось бы, и Пузырь бы не лопнул, и даже землетрясения не произошло бы, а Прошка зря устроил панику? Августа все не решалась купить себе новые туфли, надеясь найти пару от старого… Теперь Полинке стыдно было бы признаться, что это она спрятала туфлю, да еще повела себя так невежливо, так неблагодарно по отношению к Василию Васильевичу.