Неизданные записки Великого князя - страница 10

- Пришлось показать ему мандат за подписью Ленина. Судя по всему, у них тоже есть связь с Петроградом. Пока моя бумага сильнее его ялтинских писулек, кроме угроз они ничего не могут, даже штурмовать побоятся. А вот если будет питерская бумага, они могут и на штурм пойти, особенно, если подтянут артиллерию. За Дюльбером уже начинаются предгорья Главного Крымского хребта и местность довольно заметно повышается. С двух верст трехдюймовки будут накрывать фугасами внутренний двор, а картечь сметет защитников с внутренней части стены. Надо продумать пути отступления в горы, там можно укрыться в пещерах.

Я подумал, каково будет детям в пещерах зимой. Видимо, Задорожный понял, о чем я думаю и улыбнулся: "Не унывайте, адмирал, флаг еще вьется над нами. Не так уж все плохо, осталось немного еще продержаться и все будет хорошо. Я завтра поеду с бойцами по окрестным аулам за продуктами, разведаю обстановку. И еще - я собираю в Дюльбере всех ваших родственников. Надо, чтобы в критическую минуту все были вместе. Помощи у Севастопольского Совдепа я уже попросил".

Когда Задорожный улыбался, его лицо становилось каким-то немного детским и совсем не страшным. Видимо, поэтому, он улыбался крайне редко.

Так мы встретили Рождество и Новый, 1918 год. Что-то он нам принесет?! Стол был скромный: бифштексы из тертой моркови и прочие вегетарианские радости. А вот пирог с капустой получился на славу, вкуснее, пожалуй, я не ел даже в Зимнем! Вино было крымское и весьма неплохое, здешние вина по типу портвейнов, сделанные из винограда местных татарских сортов Дерваз-Кара и Эким-Кара (Черный полковник и Черный лекарь) из долины Архадересе (Солнечная) не уступят португальским.

Рождество Задорожный не праздновал, а вот с Новым годом поздравил и пожелал здоровья (он же и привез два небольших бочонка упомянутого вина). Потом извинился, что надо проверить караулы и ушел. Караульная служба у Задорожного была поднята на недосягаемую высоту, даже государя-императора, похоже так не охраняли, а уж в революционное время это вообще была какая-то диковинка. Молчаливые, всегда подтянутые с вычищенным оружием караульные менялись как автоматы. Никто не дремал на посту. Ночью прожектора постоянно перекрещивали свои лучи над бухтой, большей частью контролируя прибрежную полосу, где можно пробраться на мелких судах, а то и пешком вдоль берега, высадившись поодаль от Дюльбера. Пулеметные расчеты в считанные минуты занимали позиции - для чего проводились чуть не ежедневные учения. Часто проводились и тренировки по пристрелке по ориентирам и я заметил, что пулемётчики, не тратя лишних патронов, короткими очередями поражают мишени. На задворках было оборудовано стрельбище и часто можно было слышать сухой треск винтовочных выстрелов. Хотя Задорожный и разжился вином, но, получалось, это он сделал для нас, так как ничего из этих бочонков не перепало охране и никаких пьяных я не видел вообще, не то что при "временном" карауле.

Такое рвение отметил и Николай Николаевич, все же бывший Главком, а после того как этот пост возжелал занять Ники, командующий Кавказским фронтом (и довольно успешный командующий).

- Наш матрос отменно поставил стрелковую подготовку, как ты это находишь, Сандро? Будь у нас хоть процентов двадцать таких унтеров и еще год назад мы были бы в Берлине - сказал мне вопрос Николай Николаевич, удобно разместившись с рюмкой портвейна в кресле у камина.

- Да, я тоже это могу подтвердить - ответил я.

- А я то думал, что ты с ним все разговоры ведешь, он же палач и ему ничего не стоит всех нас поставить к стенке, а теперь вижу, очень он непрост, наш комиссар Задорожный.

Такого же мнения придерживались, в общем -то все августейшие обитатели Дюльбера. Великая княгиня Ольга Александровна (дочь Марии Федоровны), проживавшая в имении со своим мужем, полковником Куликовским, вспоминала: " Это был убийца, но человек обаятельный. Он никогда не смотрел нам в глаза. Позднее он признался, что не мог глядеть в глаза людям, которых ему придётся однажды расстрелять. Правда, со временем он стал более обходительным. И все же, несмотря на все его добрые намерения, спас нас не Задорожный, а то обстоятельство, что Севастопольский и Ялтинские советы не могли договориться, кто имеет преимущественное право поставить нас к стенке" [ ].