Неизвестные мгновенья их славы - страница 18

Во двор то и дело заходили разные умельцы и громкими голосами предлагали свои услуги. «Стекла вставляем!» – кричали одни. «Диваны, матрацы починяем!» – кричали другие. «Худые кастрюли, чайники лудим, паяем»! – зычно сообщали третьи. А еще ходили мужички с мешком и сумкой. Они собирали пустые бутылки, взамен давали мячики из яркой бумаги на резинке в форме срезанного помидора или пищалку «уди-уди».

Какой мальчишка растет без драки? Случались и у нас во дворе потасовки, но не такие кровавые, как сейчас. Тогда был железный закон: если кто упал, лежачего не били. А сейчас, если упал, добивают ногами. Даже спорт есть такой, где бьют и руками и ногами. А раз спорт, то, стало быть, есть и чемпионы.

Мы с братом были послушными детьми. Если мама звала нас домой, то мы прекращали игру и уходили со двора. Ребята считали, что мы маменькины сынки, и подтрунивали над нами. А раз маменькин сынок – значит, слабак. Однажды подходит ко мне наш пацан и говорит: «Давай стыкнемся!» Я говорю: «Давай». Сам, конечно, боюсь, противник-то явно сильнее и ловчее меня. Он спрашивает: «В морду бьем?» – «Бьем!» – и пошли друг на друга с кулаками. Я ему по носу стукнул, и у него кровь сильно потекла. Я потащил его к себе домой. Мама умыла его холодной водой, сделала ватный тампон, и, когда кровь остановилась, мы вместе пошли во двор, но уже больше не дрались. С тех пор отношение ребят ко мне резко изменилось. Они поняли, что я хоть и послушный сын, но за себя постоять могу.

В доме на Пятницкой мы жили большим кланом. Дедушка, бабушка, дяди, тети, двоюродные братья и сестры. По существу это была коммунальная квартира, но жили мы очень дружно, весело справляли праздники.

Папа мой, Алексей Павлович Куприянов, был художником, мама, Людмила Георгиевна, пела в хоре Московской филармонии. Мы часто бывали там на концертах. Я очень гордился тем, что у меня такая красивая и талантливая мама. Однако, видя, каким кропотливым ежедневным трудом родители достигают успеха, я довольно-таки рано понял, что у любого искусства есть две стороны: одна – яркая, праздничная (художественные выставки, где были папины картины, концерты в красивых залах, где выступала мама), другая – будничная, трудная, порой утомительная (долгие мамины репетиции с разучиванием какого-нибудь музыкального произведения, папа, до глубокой ночи стоящий у мольберта или сидящий за столом и что-то кропотливо рисующий). Папа очень хотел, чтобы я стал художником. Он подрабатывал в одном промышленном издательстве – рисовал этикетки для всяких товаров. Я с замиранием сердца смотрел, как на белом листе бумаги появлялись фрукты, овощи, цветы, рыбы, а потом я их видел в витринах магазинов. Они были наклеены на стеклянных банках с компотом, на консервах, на коробках с конфетами. И я считал, что все эти продукты немного наши. Когда я подрос, папа стал доверять мне несложную работу в таких рисунках. Я очень старался, и папа меня хвалил. Он был доволен, когда узнал, что я записался в изостудию Городского Дома пионеров. Ею руководил хороший художник и замечательный человек Александр Михайлович Михайлов. Он дожил до глубокой старости, всегда бывал на моих выставках, и мы с ним дружили.

Сергей Куприянов. Настурция. 1996 г

Летом мы снимали дачу в подмосковном Алабино, а в гости к нам приезжал известный художник, большой папин друг Василий Николаевич Бакшеев. Они вместе ходили на этюды. Иногда брали меня с собой. Мне было очень интересно смотреть, как из месива красок на палитре появлялись рисунки: березки, тропинки, небо с облаками. Два художника стояли рядом, а картины получались разные.

В 1939 году папа тяжело заболел и умер. Ему было всего лишь 42 года. Василий Николаевич остался до последних своих дней верным другом нашей семьи. Помогал и деньгами и советом. Именно он побуждал меня к занятиям живописью. Когда я был подростком, Василий Николаевич вместе с моим папой старались пробудить во мне интерес к природе. Папа знал все растения, цветы, травы и очень занимательно о них рассказывал. Он различал птиц по голосам и меня учил слушать их. Потом, когда я поступил в художественную школу, Бакшеев часто звал меня к себе на дачу, и мы вместе с ним ходили на этюды. Он учил меня «выбирать» пейзаж, очень интересно рассказывал о свете, полутонах, цвете, законах живописи.