Неизвестные мгновенья их славы - страница 8

стр.

– Ну и хорошо! На свадьбу не потратитесь – шутит он.

– Хорошо-то, хорошо, да молодка-то его с Кавказу. Черкеска… Свекровь моя баба тихая, добрая, но уж очень богомольная. Нет, говорит, моего благословения иноверке. Но ведь Петр мужик умный, все предвидел. Невеста окрестилась, веру нашу приняла, в полковой церкви их обвенчали. Петр даже у начальства бумагу для подтверждения взял. А свекровка знать ничего не хочет, говорит на порог бусурманку не пущу. Так и живут пока в сарае. А я присмотрелась к сношеньке-то, она уж чижоленькая… Не по-людски все выходит.

Сергей Василич слушал меня внима-а-а-тельно, потом будто сам себе говорит: «Да-а… Интересно… Был бы жив Лермонтов, может, и про ивановскую черкеску написал… только совсем другую историю. Ты вот что, Алена, иди домой и ни о чем не горюй. Я твоего свекра-кузнеца хорошо знаю, поговорю с ним по душам, потом к батюшке нашему зайду, попрошу его, чтобы он с твоей свекровью как следует потолковал. Даст Бог все и уладится. Потом весело так говорит: «Ты ведь помнишь, как нам с Натальей Александровной венчаться запрещали? А все обошлось. И тут дело уладится».

И правда, считай в один день Сергей Василич горе наше по степи развеял. С его благословения зажила семья Кузнецовых лучше прежнего. Дай ему Бог всех благ.

Бабушка Алена три раза перекрестилась и замолчала.

– И это все? – осторожно спрашиваю я.

Бабушка Алена тихонько засмеялась.

– Ну, почему же все. Жизнь шла своим чередом. На зиму господа в Москву уезжали, а чуть половодье сойдет и они тут как тут. Сергей Василич у тестя имение выкупил и стал полным хозяином. Музыкой-то он, конечно, как всегда занимался, но и землей, и всеми службами распоряжался сам. Очень новой техникой увлекался, тракторами, сеялками, веялками. Все из-за границы выписывал. Самое лучшее. Уж какое бы имение разбогатое было бы, да война с Германией в 14-ом году началась, а потом и вовсе – революция. Видно не хотел он на весь этот разор смотреть, уехал с семьей за границу. Когда уезжали, Наталья Александровна всем, кто работал в доме, дарила что-нибудь на память. Мне много красивых вещей подарила, но самое дорогое для меня —большое овальное зеркало в резной раме.

– Бабушка Алена, на следующее лето я уж совсем большая буду, можно, я к тебе в гости приеду? Очень хочется посмотреть, где Рахманинов жил.

– Приезжай, внученька, я гостям всегда рада, да только ничего после Сергея Василича не осталось.

– Как так?

– Вот так… Весь красавец-дом по кирпичику растащили, его флигелёк, все постройки по бревнышку раскатали. Парк с дубами, березками, кленами до последнего деревца вырубили.

– И что ж там теперь?

– Пустырь.

– А сирень?

– Уцелела сирень. Только растет она в палисадниках: у меня, возле домов в Ивановке, вот и у твоей бабушки Саши сколько ее, да какой разной!

Послышался слабый стук колес. К дому подъехала легкая тележка со спинкой. Дяденька, сидевший спереди с вожжами, громко позвал: «Алена Григорьевна! Собирайся! – потом пошутил – «Ивановка-то по тебе уж соскучилась?!»

Мы все попрощались с надеждой на встречу, не ведая, что видимся с Аленой Григорьевной в последний раз.

Свидание с Ивановкой

Село Ивановка. 1965 г. Фото автора


1965-ый год. Москва. Жаркий июль. Я – журналист, недавно назначенный корреспондентом очень популярной у всех слушателей молодежной радиостанции «Юность». Добилась командировки на свою малую родину – Тамбовскую область. Буду собирать материал об Августе Лунине, герое-комсомольце, погибшем во время Великой Отечественной войны. А основная-то цель – во что бы то ни стало попасть в Ивановку.

Работая в архиве обкома комсомола, узнаю, что путь до Ивановки далековат, километров 150. Сотрудник краеведческого музея подробно рассказал мне о жизни Рахманинова в Ивановке, показал часть небольшого зала с сохранившейся мебелью из имения, приобретенные музеем рукописи, ноты композитора. Когда же я сказала, что мне очень бы хотелось побывать в Ивановке, найти кого-нибудь из жителей села, кто видел Сергея Васильевича, что-нибудь помнит о нем, музейщик с сожалением развел руками: «Нет, никого не осталось, зря по такой жаре, по пыльной дороге будете мучиться». На том и распрощались.