Неизвестные страницы истории российского флота - страница 52

В отношении повести А. Елкина можно сказать следующее. Автор сделал хорошее дело, первым выйдя на след группы Вермана и приоткрыв ее деятельность для всех, интересующихся обстоятельствами гибели «Императрицы Марии». Но чувство меры изменило ему, сочинитель взял верх над историком, и А. Елкин насочинял много из того, чего на самом деле никогда не было. Это его несомненная ошибка, ибо реальная история так богата самыми невероятными поворотами, перед которыми меркнет самая изощренная фантазия.

Впрочем, только ли Верман и его подельники могли быть теми вражескими агентами, которые замыслили и осуществили диверсию на российском линейном корабле?

А есть ли конкретные документы о других возможных организаторах диверсии на «Императрице Марии»? Оказывается, есть!

Буквально несколько лет назад историкам стали доступны записки агента заграничной агентуры Петроградского департамента полиции, выступавшего под псевдонимами «Александров», «Ленин» и Шарль. Его настоящее имя — Бенциан Долин. В период Первой мировой войны Долин, как и многие другие агенты политической полиции, был переориентирован на работу в области внешней контрразведки. В результате проведенных оперативных комбинаций Шарль вышел на контакт с представителями немецкой военной разведки и получил от них задание по выводу из строя новейшего линкора «Императрица Мария».

Выдержки из доклада Шарля по этому поводу, хранящегося в ЦА ФСКР, обнаружил генерал-лейтенант ФСБ РФ А. Зданович. Итак, перед нами документ, до сих пор не известный подавляющему большинству читателей.

«…Ввиду того что, как известно немцам, еще в 1905 году в Черноморском флоте было революционное движете, выразившееся в памятном мятеже на броненосце „Князь Потемкин“, ввиду того что на флоте сохранился антиправительственный дух, желательным (для германской разведки — Примеч. А. Здановича) является, подняв мятеж матросов, внушить им увести суда „Мария“ и „Пантелеймон“ в Турцию. Мне был предоставлен целый план обеспечения личной свободы и материального благосостояния для тех офицеров и матросов, которые приняли бы участие в акте, а также и указания, как поступить с сопротивляющимися, причем из этой последней категории офицеров надо бросать в воду, а матросов только связывать. Было также предложено организовать „отдельную группу“, которую надлежало отправить в Архангельский порт и на Мурманскую железную дорогу. В Архангельске важно было возможно больше мешать правильному сообщению пароходов, курсирующих между Архангельском, Англией и Америкой.

…В марте я получил приглашение приехать в Берн для переговоров по очень важному делу. Приехав туда, я был у Бисмарка, и он сказал мне, между прочим, следующее:

„У русских одно преимущество перед нами на Черном море — это „Мария“. Постарайтесь убрать ее. Тогда наши силы будут равны, а при равенстве сил мы победим. Если нельзя окончательно ее уничтожить, то хоть постарайтесь выбить ее из строя на несколько месяцев“.

Затем он передал, что сейчас со мной будет говорить их посол, но чтобы я не подал виду, что знаю, с кем говорю.

Когда пришел этот, не знакомый мне господин посол, то он завел разговор об общем положении России, в коем показал довольно большую осведомленность в разных оттенках русских общественных настроений. Поговорив со мной около получаса и, очевидно, оставшись доволен моими ответами, он спросил меня, не соглашусь ли я поехать в Россию для организации в широком масштабе революционной повстанческой пропаганды среди рабочих и крестьян.

В пропаганду входили рабочие и аграрные беспорядки с самым широким саботажем, а также с лозунгом: „Долой войну!“ Между прочим, в разговоре он выразился, что люди различных идейных мировоззрений во время этой войны во многом неожиданно сошлись и разошлись. Указал на Бурцева и Кропоткина — людей различных взглядов, однако сошедшихся отношением к войне.

На мой запрос, как быть, Петроградский департамент полиции ответил мне через Красильникова следующее: „Оба предложения принять. О „Марии“ — условно, о пропаганде — безусловно“. Мне предписывалось выехать в Россию.