Неизвестные Стругацкие: От «Града обреченного» до «"Бессильных мира сего» Черновики, рукописи, варианты - страница 28
Железный же путь, между тем, несомненно вел куда-то вниз. Горизонтальные переходы все чаще сменялись железными ступеньками лестниц, и лестницы эти становились все длиннее и, судя по явно усиливающемуся лязгу и грому, все железнее. В стене справа изредка попадались двери с разнообразно-однообразными светящимися табличками: «ЗАПАСНОЙ ВЫХОД», «ВЫХОД ЗДЕСЬ», «ПОЖАРНЫЙ ВЫХОД» и даже «ВХОДА НЕТ. ВЫХОД». Разумеется, эти призывы уже не могли обмануть человека. Один разок, из чистого любопытства, Андрей приоткрыл дверь с зазывной надписью «САМЫЙ ПРОСТОЙ ВЫХОД ИЗ», понаблюдал, как дедушка вдумчиво кушает чай с вареньем, и двинулся дальше — уже без лишних остановок. Ему было все ясно.
Похоже, что и загадочным владельцам этого железно-решеточного балагана тоже было уже все ясно. Чем дальше, тем все запущеннее выглядело их заманивающе-выманивающее хозяйство. Стали попадаться двери, надписи над которыми были разбиты, или горели только некоторые из букв, или вообще никакие буквы не горели, а сама дверь оказывалась заставлена то какими-то метлами и швабрами, то штабелем пустых ящиков из-под яиц,[6] то шеренгами пустых бутылок.
Видимо, противник отказался уже от всяких попыток с помощью дезинформации, запугивания или подкупа остановить, задержать или обратить в бегство Андрея Т. И несомненно это была победа Андрея Т. Но была ли эта победа полной и окончательной? Следовало и теперь считать, что путь впереди открыт и можно без всяких опасений стремительно преследовать отступающего в панике противника? При обсуждении вопросов такого рода Андрей мог опираться, с одной стороны, на боевой опыт дедушки-подполковника, а с другой — на обширный материал, почерпнутый в свое время из батальной литературы и кино. Однако опыт дедушки было использовать довольно трудно, потому что, если судить по дедушкиным рассказам, наука побеждать сводилась к науке обеспечивать свое подразделение в достаточных количествах боевым питанием и пищевым довольствием. Что же касается литературы и кино, то Андрей в данный момент ничего не мог выкопать из памяти, кроме прекрасной, но довольно бесполезной сейчас фразы: «Наступать! Наступать! Они уже выдыхаются!..»
Между тем, разгулявшаяся фантазия с готовностью предлагала десятки вариантов игры за противника, как-то: скрытые люки в железной решетке, распахивающиеся, когда на них ступает нога человека; обрушивающиеся из-под невидимого потолка чугунные литые болванки, нацеленные точно в темечко; пропускаемый через ржавое железо галерей и лестниц ток высокого напряжения… и так далее, и тому подобное.
И та же самая фантазия обнаруживала полную беспомощность и скудость, когда речь шла об игре за самого Андрея. Если отмести варианты, совершенно не достойные человека, то оставалось только одно: приостановить стремительное продвижение, оглядеться, собрать информацию, спокойно обдумать сложившуюся обстановку.
В конце концов Андрей так и поступил. Правда, не сразу, а только после того, как ему показалось, что дорогу ему перегородил огромный влажный паук, угрюмо сгорбившийся под очередной дверью со слабо светящейся неоновой вывеской: «А ВОТ И В..ОД». Разумеется, довольно скоро выяснилось, что паук — это не паук вовсе, а невесть как залетевший сюда здоровенный куст перекати-поля, но тем не менее Андрей стремительное продвижение приостановил, вытер ледяной пот, выступивший на шее, и принялся оглядываться, собирать и спокойно обдумывать.
Железный гром и лязг возвращался из сумрака и снова уходил в сумрак, становясь с каждым разом все тише и все непохожее на самого себя, оборачивался громыханием железной крыши на ветру, потом — грохотом далекого контейнеровоза, потом — разноголосицей очереди на пунктах сдачи стеклянной тары… Замечательным было, что это эхо никак не желало затухать совсем — достигнув определенного уровня шума, оно на этом уровне и осталось и больше уже не было похоже на эхо.
Очень осторожно и почти бесшумно Андрей приблизился к перилам и глянул вниз. Внизу уже не было непроницаемо черной пропасти. Там стоял светящийся туман, и в нем, как в экране стереокино, перемещались неясные огромные тени сложнейших очертаний — не то чудовищные щупальца, не то переплетения металлических конструкций. Казалось, мощные прожектора силятся пробиться сквозь туман и шарят, шарят своими лучами в поисках подходящей щели. А эхо, которое уже больше не было эхом, временами разлагалось на отдельные звуки — это были выкрики, мрачное басовое бубнение и звонкие металлические щелчки словно бы переключаемых тумблеров.