Неизвестные Стругацкие: Письма. Рабочие дневники, 1942-1962 г.г. - страница 50

Физподготовку вынесли на экзамены. После занятий, по пути на обед, мы прыгали через коня, подтягивались не менее десяти раз на перекладине, и кто не мог, нагонял мускулы за счет послеобеденного сна. Полтора часа сна после обеда было спасением, ты точно проваливался в яму и вставал с чистой головой, после чего стрелковый тренаж, чистка оружия, затем изучение военных премудростей, после ужина три часа самоподготовки, не считая полутора часов утренней, в итоге шесть-семь часов в день на китайский и английский. В воскресенье обязательно спортивные соревнования. Я бегал, преодолевал, колол, снимал, прыгал, стрелял, честно зарабатывал увольнительную в город на танцы. Два года я был чемпионом округа по боксу в среднем весе, за что получил четыре дня дополнительного летнего отпуска.

И знать каждое чтение и значение иероглифа числом около пяти тысяч, даже если тебя разбудят среди ночи и спросят…

<…>

В Канске производил нас в лейтенанты сам начальник школы полковник Налбандов. Курсанты стояли на плацу в каре, мы, досрочно выпускаемые (началась корейская война), по одному подходили к полковнику, и он по старинному русскому обычаю брал лейтенантские погоны и подсовывал под правый курсантский. Потом мы пошли в казарму, переоделись в офицерскую форму и строем, под оркестр прошли строевым шагом перед трибуной.

— До встречи в Нью-Йорке!

А потом месяц жили в клубе, ходили через сутки в наряды. Генштаб выдергивал нас пачками по четыре-шесть человек. И тогда галопом, быстро-быстро в Москву, без передыха в Китай!

Тренировался в то время АН и в переводах. В архиве сохранилась простая школьная тетрадка: Арисима Такэо «Видение старого капитана». Двадцать страниц, исписанных мелким аккуратным почерком. В конце дата перевода: 15.04.50. В числе персонажей: «спасенные при кораблекрушении — призраки». Так в творчестве АНа начали переплетаться его главные увлечения: Япония и фантастика. Упоминает он этот перевод и в письме:

Дорогой Боб!

Прости, долго не отвечал на твое «двуединое» письмо. Кстати, лентяй ты, я вижу, преизрядный — целую неделю не мог дописать письмо, скотина. Очень рад всему хорошему и искренне огорчен всем плохим, о чем ты писал. Не можешь ли прислать ту задачку, коию ты не решил на городской олимпиаде? Хочу тряхнуть стариной, попробовать, есть ли еще порох в пороховницах, или моя сабля[43] (математика) уже покрылась ржавчиной лингвистики настолько, что ни в состоянии разрубить — да что там разрубить, хоть поцарапать какую-нибудь математическую тушку.

У меня все благополучно, жизнь полнокровная, но однообразная. Приходится очень много работать, тем не менее удается урвать время и для своих занятий. Так я окончил и отработал набело перевод японского классика-декадента Арисима Такэо, о котором я тебе, кажется, уже писал — пьеса «Видение старого капитана». Это первая классическая японская вещь, которую я перевел от начала до конца (если не считать одной институтской курсовой работы — фантастическая средневековая новелла «Разврат змеиной натуры(!)»,[44] вещь очень пикантная, но, к сожалению, переводил я ее наспех, казенно, лишь бы с рук сбыть, и самое главное — отдельные гм… места пришлось по цензурным соображениям выбросить: средневековые японцы не стеснялись). Пьесу эту переводил я тщательно, и лишний раз убедился, какие огромные трудности стоят перед японистом-переводчиком нестандартного текста… Такие выражения, которым нет совершенно эквивалентов в русском языке, слишком уж рядом встречаются там.

Далее, медленно, но верно, с упорством, достойным, несомненно, лучшего применения, читаю «Теорию отражения» Тодора Павлова,[45] болгарского философа-марксиста, освещающую ряд любопытных вопросов теории познания.

Наконец, главная моя работа — собираю матерьялы для моих будущих «Очерков по истории японской литературы».[46] «Собираю» — слово, возможно, неподходящее. Лучше сказать — высасываю, высасываю почти из пальца, копаясь в Древних фолиантах, японских, английских и русских энциклопедиях, учебниках истории и т. д. Да, лингвисту, особенно японисту, больше чем кому-либо другому нужна такая добродетель, как терпение.