Неизвестный Дзержинский: Факты и вымыслы - страница 6

Диплом и скромность Эдмунда понравились моей матери, и со следующего дня он уже начал давать уроки. Прошло время, мы полюбили друг друга и поженились».

Часто вспоминались Феликсу и чудесные вечера в Дзержинове, когда под мерный шум вековых сосен вся семья собиралась вокруг матери. Музицировали, декламировали стихи любимых поэтов, а затем Хелена рассказывала детям о польском восстании 1863 года, зверски подавленном русскими войсками, о непомерных налогах и контрибуциях, взимаемых властями с населения.

В 11 лет Дзержинский, на радость матери, твердо решил стать священником. Он хотел избавить от скверны весь мир, а в первую очередь — самого себя. Я думаю, не последнюю роль в его решении сыграли сны. Повторяющиеся, бесконечные. Сны, которые никому нельзя доверить. Никому, кроме чистого листа бумаги. Эти сны доверял Дзержинский своему дневнику в одиночной камере павильона № 10 Варшавской цитадели. Часть дневника (по просьбе самого Дзержинского) сохранялась в частном архиве графа Богдана Якса-Роникера в Варшаве. Два кошмара тревожили одинокий сон Феликса: ужас смерти и страх запрещенного секса. Секс всегда ассоциировался со смертью…

«Мои сны повторяются… Сначала она целовала мои ребра и белую мальчишескую грудь, гладила бедра, ласкала, обсасывала мочки ушей и рот, и все это она делала так, словно ничего другого ей и не хотелось; она издавала короткие звуки от одобрения или удовольствия, будто комментируя свои действия; я слышал вздохи. бессловесные шепотки самой себе; она постепенно пожирала меня, съедала и выпивала, и совсем не для юго, чтобы возбудить меня. Я ждал, что она, наконец, обнаружит и эту часть моего тела, но она все медлила и медлила, и мне, в конце концов, стало нестерпимо больно; я думал, что сойду с ума, ужасно начинал нервничать…».

Кого видел во сне Феликс, который в 1908 году был далеко не мальчишкой?

Не все знают, что в 1-й Виленской гимназии Дзержинский учился вместе с Пилсудским. Делить им было нечего, Пилсудский был старше. Известный французский политик Херриот, который в 1922 году посетил Варшаву и Москву, в своих позднейших воспоминаниях об этом путешествии цитирует то, что рассказал ему Пилсудский о Дзержинском. «Выделялся он среди учеников деликатностью и скромностью. Достаточно высокого роста, щуплый, оставлял впечатление аскета, лицо, как с иконы… Жестокий или нет, на этот вопрос ответит история…»

Слетали листки с календаря, что висел над письменным столом в маленькой комнатке Феликса в доме бабушки на Поплавах, где он жил вместе с семьей своей тетки Софьи Пиляр. Дни складывались в недели, недели в месяцы, а все как будто бы оставалось по-прежнему. Феликс по утрам ходил в гимназию, вечерами и ночами занимался самообразованием, видел сны…

Первые сомнения — парадоксально, но факт — зародились у него, когда дядя-ксендз отговаривал его посвятить себя служению господу. Ксендз напирал на его неподходящий характер, но Феликсу показалось, что дядюшка сам не очень верит в Бога и боится, чтобы и он не проник в его тайну.

«И осталось еще одно, что я сохранил напоследок, поскольку именно в этом источник моей памяти; событие это совсем не оправдывает мальчишку, каким я был, а лишь задерживает на какое-то время его изгнание с небес. При одном воспоминании об этом я падаю на колени и благодарю Бога за дарованный мне разум и радость бытия, я возношу Ему хвалу за мою жизнь и тяготы моего существования. Весной 1894 года в костеле Святой Анны, я пообещал себе, Богу, Божьей Матери, всем ангелам и святым, что буду творить добро и приносить счастье. Ведь Феликс — значит «счастливый».

Этот, 1894 год Дзержинский, считал переломным в своей жизни: он окончательно порвал с религией. Как это было мучительно и трудно — отречься от Бога, олицетворявшего для него любовь, правду, добро. Но он нашел новую веру.

Весной 1924 г. у Дзержинского состоялся разговор с другом сына Ясика — Володей. Владимир Владимирович Овсеенко запомнил его на всю жизнь. К нему, тогда совсем юному комсомольцу, Феликс Эдмундович неожиданно обратился с вопросом:

— Скажите, Володя, во что коммунист должен верить?