Некого больше убивать - страница 4

стр.

— В радиоузле нет их записей!

— Вы знаете, что там есть в фонотеке?! — поразился Кальварес.

— Я знаю, чего там нет, — почти враждебно ответил начальник тюрьмы, расправив плечи.

Разговор был окончен.

— У вас есть просьбы? — машинально обратился Кальварес к заключенному.

— Я прошу вас встретиться с моим адвокатом. В моем деле есть обстоятельства, не замеченные следствием 20 лет назад. Но они могут повлиять на мое освобождение.

— Не понимаю. Вы ведь убили Дэна Леклесса?

— Да.

— Тогда в чем вопрос?

— Я знаю, что стал орудием убийства. В одиночку убивают только маньяки. Вы же видите — я не маньяк…

— Можете не сомневаться, все обстоятельства в аппеляционном суде будут учтены, — сухо ответил Кальварес и кивнул Марлоу, чтобы заключенного увели.


Приехав в отель, Кальварес наскоро перекусил в буфете и решил отдохнуть пару часов, а потом пойти в МЕТ. Он давно не слушал Доминго на сцене. Кальварес принял душ, лег и поставил будильник на 7 рм — на всякий случай, потому как засыпать и вовремя пробуждаться для него никогда труда не составляло.

Но тут получилось, что не может заснуть. Сначала в голове прокрутилось забавное: «В радиоузле нет их записей!». Ай да Марлоу! Вот где поклонник «Спайдерс»! Даже не позволяет этому выродку их слушать. Незаконно? Конечно. Но есть отговорка. И вообще в этих обстоятельствах Марлоу выглядит благородно, трудно даже представить, что из этого Кэрригана сделал бы другой фанат «Спайдерс»… «Но ведь Кэрриган — тоже фанат! — поразило Кальвареса противоречие. — Только наоборот? Любовь — ревность, из ревности убивают… Из ревности к кому? Или все-таки впереди геростратова версия, хотел прославиться? Другой фанатизм. Непохоже. Ведь возражает против публикаций в прессе… Так чего убивал-то? Тогда, 20 лет назад, все было ясно: фанат. Но сейчас не просматривается… Говорит: «Я знаю, что стал орудием убийства. В одиночку убивают только маньяки. Вы же видите — я не маньяк…». А кто ты, черт тебя побери?!

Кальварес пропахал пальцами шевелюру от лба до затылка, надел очки и, дотянувшись до телефона, набрал номер Марлоу.

— Извините, Фрэнк, я уж думал, попрощались.

— Все нормально… Я ждал вашего звонка. Хотели спросить, как отношусь к «Спайдерс»? Хорошо отношусь. Это… вся моя юность, понимаете?

— Это я понимаю. Вопрос в другом… Он сказал, что убил, но был только орудием убийства. Что он имел в виду? У меня копия его кейса, но там нет ничего об этом. Кэрриган ничего подобного раньше не заявлял?

— Нет.

— Может, устно?

— Честно говоря, не припомню…

— Ну ладно, попробую связаться с его адвокатом.


Кальварес заглянул в файл Кэрригана и выудил телефон Каджи Ламанга. «Индус? Пакистанец?» В офисе сработал автоответчик, дома подняла трубку девочка.

— Могу я поговорить с мистером Ламангом?

— Да, конечно.

Пока Кальварес ждал, он слышал голоса еще, по крайней мере, троих детей. Сколько их у него?

— Каджи Ламанг у телефона, — было произнесено с сильным акцентом.

(«Надо же, — подумал Кальварес, — сколько лет он здесь живет, а говорит, как в нашей бакалее»).

— Мистер Ламанг, прошу прощения, что беспокою вас дома, но вы поймете, выбора у меня не было. Я — помощник Верховного судьи Джон Кальварес. Здесь, в Нью-Йорке, в связи с петицией вашего клиента Кевина Кэрригана. Чисто инспекционная поездка. Но есть у меня к вам несколько вопросов.

— Вы хотели бы встретиться?

— Думаю, что в этом нет необходимости. Тем более, что остаток дня у меня расписан, а утром я уезжаю.

— Ну, что ж, спрашивайте.

— Мистер Ламанг. Вы ведь с Кэрриганом с самого начала…

— Да.

— А почему вы согласились вести его дело?

— Согласился? Почел за счастье! Я только закончил школу Нью-Йоркского университета, и мне предложили этот кейс про-боно. Такое громкое дело: как его ни кончишь — известность гарантирована.

— Неужели никто больше не хотел его защищать?

— Насчет таких же новичков, как я, не знаю, но ни один опытный адвокат не брался, тем более бесплатно. Дело абсолютно прозрачное. Полный комплект улик, арест на месте преступления, признание вины… А крайнюю позицию — сумасшествие и даже временное помешательство — упредили медэкспертизой… Моя роль в суде была чисто номинальной: что-то говорил о спайдермании, хотя мало что в этом понимал, о влиянии масс-медиа, о том, что подсудимый никогда прежде закон не нарушал, просил о снисхождении… Что еще я мог? Тем более, что Кэрриган плел всякую чушь, будто у него миссия, что человечество должно было отомстить Леклессу за разрушение самого великого в истории ансамбля. Никаких иных мотивов не просматривалось.