Некого больше убивать - страница 43

Через минуту Вера сообщила: «Миссис Пельц сказала, что не можете. Что никто не может».

Тогда Стивен перешел на русский: «Вера, это, действительно, очень важно. Если у вас есть свой телефон, позвоните мне по номеру… 1-917-864-1415. Обязательно. Я жду».

Дежурный с восторгом смотрел на ФБРовца, свободно говорящего по-русски, но Стивену было не до этого. Через пять минут пискнула его «мобила».

— Спасибо, Вера, — сказал Стивен. — Скажите, пожалуйста… Как я понимаю, это — загородный дом…

— Да, — отвечала Вера, — мы живем в Манхэттене, на Парк-авеню. Здесь — только летом.

— А как же сейчас тут оказались?

— Решили отдохнуть в праздники.

— Не понял… Пельц что, справлял Крисмас?

— Он — вместе с Гретой, она ведь христианка.

— Ага! А чего ж тогда он вдруг уехал? Он думал вообще-то уезжать?

— Нет. Мы только собрались за столом. Да и Рэйчел приехала… Это дочь их. А тут позвонили. Кто-то с работы. Он как ошпаренный вскочил. Говорит: «Мне срочно нужно в Нью-Йорк». Грета спрашивает: «Что случилось?» Он отвечает: «Я тебе потом все расскажу». И уехал.

— Ясно. Ну, спасибо вам, Вера. Как вам там у них? Все хорошо? Ну слава Богу… Да… Уж не знаю, с праздником вас поздравлять?

— Нет. Я — православная атеистка.

«М-да!» — произнес Стивен, захлопнув сотовый. «Мерри Крисмас!» — бросил он на прощанье дежурному и выбежал, окунувшись во влажный холод зимнего Нью-Йорка.

«Что происходит на улице?» — удивился Гарри.

Лас-Вегас-бульвар, «стрип» — как его называют, шумел по-особенному. Доносились ликующие крики, взрывались петарды, все небо было расцвечено салютом. «Ах, да, Рождество… Значит — и Ханука… А где моя менора?… Да уж, никакого еврея из меня не получилось. Вот Рэйчел… Она всегда зажигала свечи и рассказывала Майку эту вечную историю про победу над греками и про масло, которое медленно горело. А он знал свое дело: тут же бежал ко мне и кричал `Ханука гелт!'. Я тоже когда-то кричал… Ну, и сделало это нас евреями?… Странно, почему считается, что еврей всегда между деньгами и молитвами? Чушь все это! Сколько нашего брата не хотят знать ни то, ни это, они как бы вне этих полюсов… Куда проще: родился у мамы еврейки — похоронен на еврейском кладбище. Хотя, строго говоря, так и пишется в талмудах. И я, значит, пока полуеврей. Вот-вот дозрею. Зато Рэйчел…»

А с семьей у Гарри складывалось очень хорошо. Рэйчел его любила. Он ее тоже. Хотя долго не понимал, что это так. Но ему было радостно вернуться вечером домой, зная, что эта серьезная, умная девочка его ждет. И если не видать ему от нее каленой страсти, то и ладно, она все-равно желаннее, чем вся эта шобла голливудских красоток, лживых и сиюминутных… Кроме одной… Но и ей спасибо — она была высоко, а, задрав голову, Гарри всех остальных и не замечал.

Они с Рэйчел, кажется, и не успели привыкнуть друг к другу, как родился Майкл. Счастливая мама Гарри немедленно бросила свой дом и переехала к ним, «чтобы помочь девочке». И наладился в усадьбе разудалого Джо Марчика быт по-местечковому: три поколения, муж — добытчик, женщины — хранительницы очага. После рождения сына Рэйчел чуть ли не год не покидала усадьбу, на радость старой Этель, коротавшей с ней и ребенком остаток своего трудного века.

Но когда Майкл немного подрос, снова оказалось, что молодой женщине и бывать-то практически негде. Ведь обычно как происходит — либо муж примыкает к подругам жены с их мужьями, чадами и домочадцами, либо жена — к друзьям мужа. А у Гарри друзей не было. Те, кто из детства, — так и остались на востоке Голливуд-бульвара, те, кто из фронтовых окопов, — жили в разных концах США. У Гарри были деловые партнеры, с некоторыми из которых сложились более или менее сердечные отношения. Но вся артистическая среда была Рэйчел в тягость. И ей, конечно же, было одиноко.

Когда Майкл подрос, Рэйчел зачастила в гости в Нью-Йорк, к родным, к подругам по ешиве. Нет, она понимала, что вернуться в этот мир уже не сможет; ей просто хотелось живого общения, принадлежности к роду-племени. Гарри не возражал, пока однажды, вернувшись, Майкл не рассказал, что ходит теперь у бабушки с дедушкой только с шапочкой на голове… И произошел скандал.