Немного чьих-то чувств - страница 14

Мистер Клаттербак уже некоторое время бормотал что-то о крещении корабля и теперь помотал головой, словно отказывался тянуть басовую ноту.

– Сначала корабль окрещу, – сказал он. – Старинная традиция. – И, замахнувшись бутылкой, ловко швырнул ее в одно из окон верхнего этажа. – Доброй удачи всем, кто поплывет на тебе, – пожелал он.

Теперь настала очередь Освальда Стоукера помотать головой.

– Ну, послушайте, дорогой мой, если мне будет дозволено высказать некоторые соображения, вы, по-моему, отступили от общепринятой процедуры. Конечно же, разбивают бутылку о корабль, а не корабль бутылкой. Однако, – продолжал он, когда из окна показались верхние склоны Стайнифорда, дворецкого, – это принесло плоды. Мы собрали зрителей. Вы что-то сказали? – добавил он, обращаясь к Стайнифорду.

Дворецкий, как до него пес, был, казалось, чем-то раздосадован.

– Кто, – вопросил он, – там внизу?

– Говорит Огастес Муллинер или, вернее, – сказал Освальд Стоукер, приступая к этому действию, – поет.

Зрелище торчащей головы подвигло мистера Клаттербака показать себя сполна. Вновь Освальд Стоукер имел удовольствие увидеть, как он изображает бейсболиста, раскручивающего мяч, что, по сути, мало отличалось от начала эпилептического припадка. В следующий миг точно посланное сырое яйцо нашло свою цель.

– В яблочко! – с удовлетворением сообщил мистер Клаттербак. И побрел прочь с приятным чувством исполненного долга, а Освальд Стоукер едва успел закурить сигарету и насладиться несколькими освежительными затяжками, как к нему присоединился мажордом миссис Гаджен с дробовиком в руках.

– А, Стайнифорд! – приветливо сказал Освальд Стоукер. – Вышли провести денек, стреляя по птицам?

– Добрый вечер, мистер Стоукер. Я ищу мистера Муллинера, – сказал дворецкий с ледяной угрозой в голосе.

– А! Муллинера? Да он же был здесь минуту назад. Я вроде бы его видел. А вы его ищете по какой-то особой причине?

– Я думаю, его необходимо повалить и обезвредить до возвращения миссис Гаджен и мисс Гермионы.

– Как? Что он натворил?

– Пел у меня под окном.

– Но это же скорее дань восхищения. И в чем заключался смысл его песни?

– Насколько я понял, он просил меня бросить ему розу из моих волос.

– И вы бросили?

– Нет, сэр.

– Правильно. Розы стоят денег.

– Кроме того, он швырнул в меня сырое яйцо.

– Ах, так вот почему у вас столько желтка на щеках и носу. А я-то подумал, что это средство для улучшения цвета лица. Вроде грязевых масок. Младая кровь, Стайнифорд, младая кровь, что тут поделаешь!

– Сэр?

– В возрасте Муллинера случаются подобные выплески неуемной энергии. Юности можно многое извинить.

– Но не пение и швыряние яиц в три часа ночи.

– Да, пожалуй, он зашел слишком далеко. Он весь вечер был слишком перевозбужден. Мы обедали вместе, и благодаря ему нас в быстрой последовательности вышвырнули из трех гриль-баров и одного молочного. И все время он метал сырые яйца в вентиляторы. Э-эй! – прервал себя Освальд Стоукер, когда ночь огласил дальний всплеск. – Думается, один мой друг упал в пруд. Пойду проверю. Возможно, ему понадобится рука помощи.

Он поспешил прочь, и Огастес обрадовался его удалению со сцены. Но восторг его оказался несколько преждевременным: дворецкий не последовал этому благому примеру. Стайнифорд явно решил бдеть до победного конца. Мой племянник оставался in statu quo[5], и вскоре тишину нарушил звук автомобиля, остановившегося у ворот, и на дорожке к дому показались миссис Гаджен и Гермиона.

– Стайнифорд! – вскричала первая. Ей еще никогда не приходилось видеть, чтобы домашняя прислуга рыскала по саду в глухие часы ночи, и у Огастеса сложилось впечатление, что не получи она столь тщательного воспитания и числя среди своих знакомых чуть поменьше епископов, то вскричала бы: «Чтоб мне провалиться!»

– Добрый вечер, сударыня.

– Что вы тут делаете в такой час?

– Гоняюсь за мистером Муллинером, сударыня.

– За чем гоняетесь?

Дворецкий ответил не сразу, словно спрашивая себя, не точнее ли было спросить «за кем?», а потом повторил свое заявление.

– Но разве мистер Муллинер сейчас здесь?

– Да, сударыня.

– В три часа ночи?