Немой набат. Книга третья - страница 5
— У меня все о’кей! — вежливо хохотнул Аркадий. — Да и у казны большие запасы.
— Нет, у нас речь о другом. Сверхбогачи осознали опасность слишком глубокого имущественного расслоения и, как у нас пишут, сами сделали шаг навстречу обездоленным. Понимаете, я истый нью-йоркец и голосую против Трампа. Но не могу не признать, что как бы благодаря Трампу Америка — да что Америка, весь мир! — начала усиленно заниматься внутренними задачами. Отсюда и почин сверхбогачей. Они взяли девиз докладов Римского клуба — «Come on!», присоединяйтесь к нам.
Гарри, несомненно, выпадал из того круга бизнесменов, с которым знакомил Подлевского Бен, намекнувший, что в деловом мире Америки Ротворн очень заметная, хотя и нестандартная фигура. Теперь Аркадий убедился в этом лично, однако предпочел не затевать дебаты, но и не подыгрывать, а настойчиво развивать свою тему. В мозгу мелькнула самохвальная мысль: «Все же красиво я его увел от Китая, России и Сталина!»
Но через несколько минут, когда после марафонского обеда с хороводом блюд они расшаркивались по поводу приятного знакомства и обменивались визитками для последующих встреч, — Аркадий заметил, что чехол для визиток у Ротворна из кожи аллигатора, — Гарри на прощание вернулся к первому вопросу:
— Все-таки у меня ощущение, что Китай благодарен СССР больше, чем Россия. Странно...
В один из погожих воскресных дней Подлевский сплавал на пароме к Стейтен-Айленд, мимо статуи Свободы, в другой часа полтора бродил по этажам знаменитого универмага «Мэйсис», конечно, навестил русский ресторан «Самовар», обустроенный на часть Нобелевской премии Бродского. В третий раз отправился на прогулку в Центральный парк, совсем близко, можно войти с Пятой авеню. Среди огромных, голых, как череп, базальтовых глыб, словно мини-горы выступавших из земли, здесь повсюду струились опушённые деревьями широкие асфальтовые дорожки. Вдоль них по обеим сторонам тянулись бесконечные извилистые ряды лавочек для отдыха. Вернее, это была одна безумно длинная скамья, на которой каждые два сиденья были отделены тонкими чугунными подлокотниками. Уют для двоих!
К дощатым спинкам этих «уютов» были привинчены таблички — латунные или из нержавейки — с четкой гравировкой. «В память о счастливых днях, Стенли Гудман. 02.07.28–12.08.98», — прочитал Аркадий на одной из них. «Ванда, я буду любить тебя всегда. Дебби», — значилось на соседней. А вот еще: «Каролина, которая любила этот парк, и Джордж, с которым мы всегда были рядом. 2002».
Судя по датам, таблички периодически обновляются, понял Аркадий. Но сколько их! Многие тысячи. Они остаются на лавочках до тех пор, пока не иссякнет аванс, заплаченный заказчиками. Хороший бизнес! Он двинулся дальше, читая снова и снова. «Лиза и Вилли Хирш, из Берлина в Нью-Йорк, навеки вместе. 2007», «Морис Гринберг. Счастлив до 80-ти», «В любящую память Мери и Джон Коркран. 2005», «Дорогой Дональд Тубер, спасибо за ваше внимание. Любящая Барбара»...
Аркадий знал, что искать. Где-то здесь должна быть лавочка с табличкой, которую некая известная московская телеведущая оставила в память о знаменитом московском банкире. В СМИ, в социальных сетях скандально шумели, что это обошлось ей в двадцать пять тысяч долларов. Но где, где та лавочка? «Альберту Бердстоуну от жены и друзей. Июнь 23, 1995», «В память моих любимых родителей Риты и Дуглас Бенч»...
Продвинувшись по одной из аллей метров сто, Подлевский осознал тщету затеянного. Слишком много здесь трогательных посланий о прожитой жизни и совместном счастье, оставленных в назидание и на память потомкам. Да, пожалуй, и в назидание — чтобы не превращали свое существование в этом бренном мире в суету сует. Все там будете — грубовато, но верно.
Аркадия редко посещали столь отвлеченные, философические размышления. Но здесь, в Центральном парке, ненароком хранящем память о былых поколениях, вдобавок в часы вынужденного безделья... К тому же этот огромный бронзовый пес! Одну из базальтовых глыб, вспученных на парковой равнине, украшал памятник собаке, которая в 2005 году сквозь снега и бураны доставила лекарство умиравшему в одиночестве человеку. Спасенный не остался в долгу и увековечил беззаветного друга.