Немой набат. Книга третья - страница 7

Кроме того, Родворн говорил о каком-то американском ученом, который в середине пятидесятых прошлого века изобрел вакцину от полиомиелита. «Он не запатентовал это лекарство, — рассказывал Гарри, — чтобы оно стоило дешевле и было доступно миллионам людей. Сегодня, на фоне запредельного жлобства фармацевтических монстров, этого благородного человека у нас вспоминают все чаще».

Подлевский поднялся и медленно побрел к фасадным воротам Центрального парка — где биржа прогулочных извозчиков и велорикш, напротив «героя» множества голливудских фильмов старого 18-этажного люксового отеля «Плаза» с плечистыми парнями у входа. Не зная конкретных московских обстоятельств, Аркадий интуитивно чувствовал — нет, пожалуй, трезво, умом понимал, что российские реалии начинают круто меняться. Его закулисный фриланс, то есть заработок на теневых сделках, перестанет давать доход. Этот Мишустин ужесточит паршивое управление экономикой, для того и возвышен. Подлевский с его связями станет просто лишним. Да и сохранятся ли связи?

В Москву он звонил редко, лишь для того, чтобы напомнить о своем существовании. Московская жизнь вообще отодвинулась в сознании Подлевского куда-то на задворки. Он оплатил квартиру почти на год вперед, в том числе охранную сигнализацию, и забыл о бытовых проблемах. Закрыл офис, продал машину, уволил Ивана и помощника. Родственники его не интересовали по причине их отсутствия — был сводный брат по матери, но общались они редко, Аркадий даже не известил его о своем длительном отъезде. Правда, в пыльных закоулках сознания иногда мелькала мысль: а что все-таки с Богодуховой? Вместе с ребенком она куда-то исчезла сразу после пожара в Поворотихе, а ведь Агапыч передал, что жертв не было, огонь успели загасить. Подлевский месяца два периодически посылал Ивана дежурить к дому Донцова и на Полянку, к Катерине, но ни разу Иван не засёк ни Богодухову, ни наличия младенца. Словно сквозь землю провалились... Боже, как давно это было! В какой-то другой жизни, целая вечность минула.

Сегодня Москва беспокоила совсем в ином смысле. Когда звонил кому-то из деловых знакомых, по тону собеседников, по их репликам догадывался, что все встало, все ждут. Так было и в апреле восемнадцатого года, деловой мир настороженно замер в ожидании новых кадровых назначений. Но тогда была надежда — Медведев! И она выстрелила.

А сегодня надежды нет, сплошь тревоги.

Около зверинца, где гомонили дети, Подлевский остановился, тупо, пустыми глазами глядел на бестолковую суету. Его мысленный взор был обращен внутрь самого себя. Он всегда жил в мире с собой, но теперь с ним что-то не так, душевный комфорт рушился. В ушах словно звучала далекая канонада верхушечных московских битв. И это только начатки. Неужели пришла пора задраивать люки и ложиться на дно? Он успел накосить бабла, упаковался. Но что дальше? Что делать, чем жить? Как переползти в будущее? И вдруг — такое с ним уже не раз бывало — приоткрылись склады памяти и из глубин сознания начала всплывать радостная, даже вдохновляющая идея. Конечно же Винтроп! Какое счастье, что Боб подкинул ему вариант связующего звена между американским и российским бизнесом! Не только подкинул, но и очень вовремя подсобил со «стажировкой» в Штатах.

Да, он, Аркадий, уехал из одной России, а вернуться ему предстоит в другую Россию. Но и он уехал одним, а вернется другим, с большими связями в деловом мире Америки. Начинается новый этап жизни, заокеанские знакомства из вспомогательной и дальнесрочной цели превращаются в главную и насущную. Нам ли жить в печали? Или Волга не река? Мы еще и ухнем, и жахнем! Покажем русский кураж!

Настроение резко пошло в гору. Он стоял на низком старте.

Через несколько дней, словно на удачу, позвонил Винтроп — он на неделю прилетел в Нью-Йорк по своим делам. Предложил:

— Давай пообедаем в «Татьяне». Сто лет не был на этом идиотском Брайтон-бич, надо поглазеть, что там сейчас.

Они пару раз прошлись вдоль широченного песчаного пляжа по дощатому настилу, который считался местным Бродвеем. Гуляющих было немного. Лишь несколько дам бальзаковского возраста в тугих нарядах блистали своими явно не стандартными формами, что — по наблюдению Аркадия — считалось привлекательным, во всяком случае в Нью-Йорке. На лавочках вдоль стен примыкающих зданий сидели ветхие старушки, провожавшие скучным взглядом каждого прохожего. На игровой площадке с жидкими деревцами и несколькими столами забивало в домино старичье с фейковыми улыбками, оповещавшими, что им не грозит кончить жизнь в богадельне.