Ненаглядная красота - страница 20

Обернулась царевна белой лебедью, да в окно и вылетела.

Заплакал Иван-царевич, а делать нечего. Обулся он, обрядился он и пошёл куда глаза глядят, искать свою жену милую.

Долго ли, коротко ли он идёт, по лесам бредёт, — попадается ему навстречу стар-старичок.

— Здравствуй, — говорит, — добрый молодец, чего ищешь, куда путь держишь?

Поклонился ему Иван-царевич низёхонько, рассказал ему всё скромнёхонько.

Покачал головой старичок:

— Эх, Иван-царевич, неразумный ты: зачем ты лягушечью кожу спалил? Не ты её надел, нечего тебе и снимать было. Тяжело тебе теперь Василису найти. Ну, да я тебе помогу. Вот тебе клубок: куда он покатится — ступай за ним смело.

Поклонился Иван-царевич старичку, бросил клубочек на землю, за ним вслед пошёл.

Катится клубочек лесом, еловой чащобой. Вылез из берлоги Мишка-медведь. Хотел его Иван-царевич убить; заревел медведь дурным голосом:

— Пожалей меня, Иван-царевич: у меня малые медвежатушки в берлоге спят, есть-пить хотят. А я тебе долг отслужу.

Пожалел его Иван-царевич, не тронул, дальше пошёл.

Катится клубочек чистым полем. Вьётся над полем ясный сокол. Хотел его Иван-царевич застрелить, — взмолился ясный сокол царевичу:

— Не бей меня, Иван-царевич, дай по синему небу полетать; может, и я тебе пригожусь.

Не тронул его Иван-царевич, дальше пошёл.

Катится клубочек у синего моря. Лежит на песке старая щука, издыхает, хвостом песок вздымает:

— Спаси меня, Иван-царевич, пусти меня в море: тяжко мне на песке издыхать.

Пожалел её Иван-царевич, в воду бросил. Только вверх пузырьки пошли.

Катится клубочек по сосновому бору. Прикатился клубочек к избушке-вековушке. Стоит избушка на курьих ножках — повёртывается. Говорит ей Иван-царевич:

— Избушка, избушка, стань по-старому, как мать поставила, ко мне передом, к морю задом.

Избушка повернулась к нему передом. Царевич вошёл в неё и видит: лежит на печи Баба-яга — костяная нога, железные зубы.

Закричала Баба-яга, словно лес зашумел:

— Ты зачем ко мне, молодец, пожаловал? Куда, молодец, путь держишь?

— Ах ты, бабка неучтивая! Ты сперва меня накорми-напой, в бане попарь, а потом меня, молодца, спрашивай.

Баба-яга его напоила-накормила, в бане попарила. Рассказал ей Иван-царевич о своём горе-горьком, а Баба-яга ему в ответ:

— Знаю я, знаю всё. Сидит теперь Василиса Премудрая за семью замками, за семью дверями у Кащея Бессмертного. Трудно её достать, нелегко с Кащеем сладить. Смерть его на конце иглы, та игла в яйце, то яйцо в утке, та утка в коробке, тот коробок железный на семи цепях к верхушке дуба прикован. Ну, да смелость и города берёт; пусти твой клубочек на дорогу, приведёт он тебя к высокому дубу.

Покатился клубок к морю-окияну, к острову Буяну. Там стоит высокий дуб, на верхушке дуба висит железный короб. Глаз видит, а рукой не достать. Что тут делать?

Запечалился Иван-царевич, закручинился.

Откуда ни возьмись, набежал медведь, навалился на высокий дуб, с корнем выломал.

Упал коробок, оземь грянулся, пополам раскололся. Вылетела из короба утка, полетела в синее небо. Откуда ни возьмись, налетел ясный сокол, стал утку бить-трепать.

Выпало из утки яйцо — да прямо в глубокое море на дно пошло.

Заплакал тут Иван-царевич, на песок упал.

Вдруг выплыла из моря щука. В зубах яйцо держит, царевичу подаёт.

Взял Иван-царевич то яйцо, разбил, вынул иголку. Отломил у иголки кончик.

Тут гром прогремел, вихорь прошёл, пали на землю дубы высокие — то Кащей во дворце бился, метался, на землю падал, к небесам взлетал. Да сколько ни бился, а пришёл ему конец.

Тут Иван-царевич пошёл в Кащеев дворец, разбил двери дубовые, замки железные, нашёл свою суженую Василису Премудрую.

Воротились они домой счастливо. Стали жить-поживать и теперь живут.