Ненастье - страница 4

Город просыпается.

В доме Слёзушкина Семёна Поликарповича тепло. Слава Богу, дровами запасся загодя и в избытке. На стене, внося в квартирную тишину свой колорит, мерно потикивают ходики.

Степенно выпив чашку морковного чая и скушав сдобную булочку, которых супруга напекла накануне, в честь праздника Покрова, Слёзушкин стал собираться на работу, в лечебницу.

— Ксения Степановна, — позвал он супругу своим тихим, ласковым голосом.

— Што хотите, Семён Поликарпович? — бесшумно появившись в дверях комнаты, спросила та.

— Чистую бы рубашку, голубушка.

— Какую: ситцевую или сатиновую?

— А которая нештопаная?

— Сатиновая.

— Вот её, голубушка, и подай. Вечером-то намереваюсь зайти в аптеку, к Карлу Карловичу, так, стало быть, нужно быть при полном параде. Они люди культурные, образованные. Дом у них полная чаша, и крайне неприлично будет, ежели я появлюсь в ихней роскоши в штопаной рубашке не первой свежести.

Супруга кивнула согласно головой и пошла к комоду за рубашкой. Взяв сюртук, Слёзушкин поднёс его к окну, на свет, и принялся тщательно осматривать: спереди и сзади, внутри и рукава, локти и пуговицы, карманы. И остался вполне доволен. Сюртук, несмотря на то что пошили его почти восемь лет назад, выглядел как новый. Берёг его Слёзушкин — надевал только в важных случаях: когда шёл к высокопоставленным лицам или встречал в лечебнице комиссию, был он единственной одеждой в жизни, которую Семён Поликарпович пошил на заказ за 15 рублей! получив второй раз жалованье в городе. В деревне он себе такой роскоши ни в жизнь бы не позволил. А тут быть прилично одетым место обязывает.

Сегодня, считает Слёзушкин, случай важный — просить у аптекаря в долг денег. До этого года он почти никогда и ни у кого не брал денег в долг. Обходился своим жалованьем, слава Богу, оно у него приличное, считает он. А вот с зимы, когда власть в городе стала переходить то к собраньям, то к комитетам, то к советам, жалованье стали задерживать. А с июля вообще не выдают. Август он подождал, а в сентябре пошёл, что называется, по кабинетам. Два дня обивал пороги: зайдёт в один кабинет, его оттуда направят в другой, оттуда в третий. Переписал кипу различных прошений, на которые наложили власть имущие по нескольку резолюций, и всё без толку — нет денег в казне! Слёзушкин кивал головой — мол, понимаю, понимаю. Но всё равно робко вопрошал:

— А как же быть-то?

— Приходите на следующей неделе. — Отвечали ему и, провожая до двери, интересовались: — Больных-то много ли приходит?

— У-у, — отвечал Слёзушкин, — много. Минутки свободной нет.

— Да, тяжёлые времена настали. Ну да ничего, Бог даст, выправится жизнь.

И вот с сентября Слёзушкин один раз в неделю ходит в управу в надежде получить жалованье. Но, к его великому огорчению, пока безрезультатно. Всякий раз ему дают один и тот же ответ: «Приходите на следующей неделе». А на работу, в лечебницу, он ходит аккуратно, как полагается — шесть дней в неделю. Воскресенье — день отдыха.

— А как же иначе-то? — восклицает он, удивлённо вскинув брови. — Ну, останусь я дома, как бы в знак протеста, а кто тогда пациентов примет? А их, сердечных, почитай, каждый день полторы — две дюжины приходит. А раз у меня призвание лечить людей, то я и должен это исполнять, несмотря на собственные трудности. Планида у нас, докторов, такая. А с другой стороны — труд мой полезен и надобен городу. Так? — и сам подтвердил: — Так! Тогда я с полным правом спрашиваю: на каком основании мне не выдают честно отработанное жалованье? Мм!? — и немного подумав, сам же вновь и ответил: А кто его выдавать-то будет? Кто знает, какая нынче в городе власть? Вот ты, — обратился он к внимательно слушающей его супруге, — голубушка, Ксения Степановна, ведаешь то?

Супруга, приготовившись подать мужу зонтик, недоумённо покачала головой — мол, нет, не ведаю. Слёзушкин, поджав губы, скроил печальный лик.

— Вот и я также, — горько произнёс он, засовывая ноги в старенькие сапоги. — Кабы знал, с кого вытребовать жалованье, так, может быть, и вытребовал уже. А неведомши-то пристанешь к человеку и окажешься в неловком положении…