Ненависть Розамунды - страница 8

- Новый стиль допроса выбил меня из колеи. Полученная информация запутала меня ещё больше. Обычная телеграмма, была для них шифровкой. Ничего нового по поводу её я не могла сказать. Мне хотелось знать, почему они решили, что Стефан предатель, если он исчез при не выясненных обстоятельствах. Впрочем, разглашение секретного материала, это и есть предательство. Значит это связано, только с ССА. Исчез в день отправления телеграммы. Отлично, и где же он был на тот момент? Приказ кого он выполнял, поехав в Кёнигсберг? Какое было задание, с чем связано? Все эти вопросы мне не задавали, зато мне хотелось их озвучить. Если он дал записку подчиненному чтоб тот её послал, то значит, Стефан поехал куда-то, где отсутствует связь. Его могли выкрасть русские, и это только совпадение, что отправка телеграммы совпала с днём его исчезновения. Но зная Стефана, трудно представить, что он попросил постороннего, отправить её. А он это сделал, есть свидетель. Какие доказательства у них, что Стефан поделился с кем-то секретными материалами? Ну и опять возвращаемся к телеграмме буква «Б». Мог ли Стефан просто её написать без умысла случайно? Меня тоже удивила лишняя буква, но списала на работника связи. Стефан всегда проверял дотошно текст, даже когда писал открытки. Ещё немного и я начну подозревать мужа также. как и они в выдвинутых обвинениях.

К моему счастью меня оставили в покое, дали время на осмысливание. Я даже не заметила, как кабинет опустел, и только два охранника стояли у двери. Тик так, тик так, время шло, а я сидела и злилась на мужа, так как он меня оставил одну. Через полчаса допрос продолжился. Я готова была рассказать, какого цвета у меня трусы, и как часто я их меняю. Меня смешали с грязью и окунули в дерьмо. Потеряв чувство собственного достоинства, я готова была ползать на коленях и просить о пощаде.

Поздно ночью меня отвели в камеру. Тело ныло, душа болела. Что произошло в течение суток, я не знаю. Меня выпустили через день после допроса. Извинились, и дали злосчастную телеграмму. Сам факт передачи «улики» на руки говорило, что дело аннулировано. Но, надо знать бюрократов, и правила хранения заведенного дела. Это был намек, что я всё еще под подозрением, или мы знаем, что вы знаете, храните и помните, что мы рядом.

Дома, всё было как всегда, но что-то было не так. Нет, я не имею в виду обыск, проведенный в моё отсутствие, и разбросанные вещи, которые горничная убрала на свои места до моего прихода. Всё это было ожидаемо. Мой дом был нашпигован подслушивающей аппаратурой. Горничная смотрела на меня не как на работодателя, а как на себе равную. Точнее правильно будет сказать - высокомерно. Давая всем своим видом мне понять, что моя жизнь в её руках. Увольнять её не имело смысла, мне бы подсунули подобный экземпляр. Да и зачем лишний раз давать повод тем, на кого она работала. Дети, эх… тут было трудно. Они задавали вопросы, постоянно спрашивали: «Где папа, почему он не пишет?». Я отвечала одно и то же: «занят, в командировке». Кричала на них, чтоб они занимались своими делами, и не мешали мне. Нужно было их остановить, чтоб не возникали новые вопросы.

На улицу я старалась лишний раз не выходить - была под наблюдением. До магазина и обратно быстрым шагом. Встретив случайно знакомых, готовых поболтать, обрывала на полуслове, ссылаясь, что нет времени.

Я постоянно, думала о телеграмме, старалась найти ответы. Записала всё, что вспомнила о последних днях до отъезда Стефана. Кроме как на его реакцию во время прощания, было не за что зацепится. И то, я это списывала на его характер. Записи сожгла, когда выучила наизусть всё что написала.

Очень была удивленна, когда мне позвонили с работы и попросили придти. Так как я там числилась последнее время, как внештатный сотрудник. После ареста, я думала, меня вычеркнули из списка. Отказываться я не имела права, поэтому ехала в отдел и думала, что меня ожидает. После разговора с начальником отдела, голова шла кругом. Меня попросили вернуться на свое место работы и продолжить исследования, начатые сотрудником, который умер от инфаркта. Чтоб начальник сообщал детали, зачем и почему я нужна. Звучало странно, и не убедительно. Не нужно быть гением, чтоб понять простые вещи. Наживка должна сработать, а если я сижу дома, то какая от меня польза. Терпение у них кончилось. Посторонние в дом не приходили, я ни с кем не общалась, мне никто не звонил. Предполагаю, что они ожидали другой реакции от меня, когда выпускали на свободу. Например, что я побегу к знакомым, начну собственное расследование. Как-никак муж пропал, любящая жена должна узнать правду. Или я предприму попытки исчезнуть. Короче выведу их на след. Всё это конечно было сразу ясно. Мне хотелось искать Стефана, и даже приходили мысли взять детей и уехать, но любой мой шаг мог бы навредить мне и детям. Нужно было переждать, осмыслить, найти выход, придумать комбинацию, чтоб меня не забрали снова. То, что меня попросили выйти на работу, говорило - у меня осталось мало времени. Если ничего не произойдет, а точнее наживка не сработает, меня отправят в лагерь, или… об этом не хотелось думать.