Ненавистная фрау - страница 43

— Разумеется, — сказал он непринужденно. — Она завтра возвращается и обязательно привезет его.

Женщины попрощались и ушли.

— Куда уехала ваша жена? — спросил Боденштайн и посмотрел Дёрингу в глаза. — Она уже знает, что Изабель Керстнер умерла?

Дёринг и бровью не повел.

— Она в Париже у подруги, — спокойно солгал он. Жена очень близко к сердцу приняла историю с лошадью. Я не уверен, что ей известно об этом.

Хотя Боденштайн знал, что Фридхельм лжет почем зря, он не мог не восторгаться актерским талантом Дёринга.

— Ведь брат вашей жены известный адвокат по уголовным делам. У вас с ним хорошие отношения?

— О да! — Дёрингу опять подали очередную кружку пльзеньского. — У меня хорошие отношения с семьей моей жены.

Очередная циничная ложь. Речь Дёринга после седьмой кружки пива и пятой рюмки водки постепенно становилась все менее отчетливой, и идеальный литературный немецкий, на котором он до сего времени изъяснялся, приобрел легкий гессенский акцент. От выпитого алкоголя лицо Дёринга покраснело и глаза заблестели. Боденштайн бросил взгляд на часы.

— Уже одиннадцать! — Он сделал вид, что удивлен. — Да, это был приятный вечер. У меня к вам еще только один вопрос, господин Дёринг.

— Смелее! — Фридхельм принялся за свой восьмой бокал пива и сделал призывный жест.

— Некоторые люди здесь, в конюшне, утверждают, что вы в прошлую субботу жестоко избили свою жену. Это правда?

Дёринг резко поставил свой бокал на стойку. Между его бровями опять возникла вертикальная складка, и он встал.

— Кто же несет такое дерьмо? — грубо спросил он.

— Многие, — неопределенно ответил Боденштайн.

— Что за глупости! — Дёринг раздраженно покачал головой.

— Нам изложили совсем иную версию субботних событий. А именно то, что сначала вы избили лошадь, а потом — вашу жену.

Фридхельм густо покраснел, и Боденштайн сразу понял, что Анна Лена не лгала. Перемена, которая произошла с мужчиной на его глазах, была ужасающей. Возникало ощущение, будто внезапно другой человек вселился в его тело.

— Вот ведь как получается, — прошептал он и, прищурившись, просверлил Боденштайна гневным взглядом, — усесться здесь и строить из себя невинную овечку… Ну да, знаю я вас, приятели. Полицейские ищейки все одинаковые. А если даже и так! Что я делаю со своей женой, это мое личное дело!

— Значит, вы в самом деле ее избили? — упорствовал Боденштайн.

— Я влепил ей оплеуху, потому что она совсем спятила и устроила истерику, — прорычал Дёринг так неожиданно, что Боденштайн невольно вздрогнул. — Она испортила мне мою лучшую лошадь, а потом еще и накричала на меня, глупая овца!

Все голоса в баре стихли, и Боденштайн отметил украдкой брошенные взгляды немногочисленной публики.

— Эй! — Дёринг вскочил и крепко ухватился за спинку стула. — Кто из вас, придурков, наговорил полицейским ищейкам про меня этого дерьма? Ну давайте, колитесь, вы, трусы!

От его хладнокровия и светского шарма не осталось и следа, и из образованного дружелюбного собеседника он внезапно превратился в грязного жестокого типа. Под тонким поверхностным слоем изысканного поведения прятался брутальный простолюдин, которым он и был на самом деле.

— Успокойтесь, господин Дёринг, — сказал Боденштайн. — Что вы делали после несчастья с лошадью?

Дёринг обернулся. Он уперся руками в бока и выдвинул подбородок вперед, что сделало его похожим на готового к бою бульдога. Оливер оставался спокойным.

— Вы можете это вспомнить?

— Да, я могу, — ответил Дёринг. — Отсюда я поехал домой, так как у меня на вечер имелось приглашение. В начале девятого я был там. У меня есть свидетели.

— А на период времени между вашим отъездом из конюшни и приездом туда тоже есть свидетели? — любезно спросил Боденштайн. Внешняя вывеска Дёринга, представлявшая собой высокомерие и самоуверенность, начала давать трещины. — Господин Дёринг, — продолжил главный комиссар, — когда вы в последний раз видели фрау Керстнер или разговаривали с ней?

— Я больше не скажу ни слова, — ответил Дёринг ледяным тоном.

— Это ваше право. — Боденштайн поднялся и положил на стойку десять евро. — Я прошу вас завтра утром в девять часов приехать в комиссариат.