Нео-Буратино - страница 51

Папалексиев продолжал пребывать в поле чужих ощущений и мыслей, порожденных проросшими из помойки цветами. Толпа ротозеев, выстроившись вокруг преобразившихся мусорных бачков, всхлипывала и восклицала от избытка светлых чувств. Счастье сопричастности волшебству переполняло сердца и струилось по замызганным дворовым закоулкам, обволакивая их невидимыми волнами народного восторга и ликования. Папалексиев ощущал его в полной мере — душами множества стоявших рядом людей. Голодные насытились здесь духовной пищей, отчаявшиеся обрели надежду, огорченные возрадовались, а некоторые закоренелые ненавистники даже уверовали в любовь. Лицезреть столь блистательное чудо не доводилось еще никому из аборигенов Большой Монетной улицы. Одни полагали, что для фиксации данного феномена следует вызвать телерепортеров, наиболее восприимчивые созерцали каприз бытия безмолвно, обливаясь градом холодного пота или очистительных слез. Иные же досужие умы, поминая добрым словом пораженного зрелищем дворника, прикидывали на будущее: «Если Леонтия не выпустят из сумасшедшего дома, можно будет продать его комнату и на эти деньги нанять дворника из соседнего двора».

Переполненный чувствами своих соседей по двору, Папалексиев решил, что новоявленным цветником спокойнее любоваться из окна, и поспешил удалиться в собственные апартаменты. Войдя в комнату, он хотел было сесть на стул и перевести дух, но тут ему попался на глаза забрызганный грязью выходной костюм. Тиллим схватился за голову:

— Значит, я действительно бегал в нем вокруг Петропавловки, выходит, и все остальное тоже правда! Она здесь была, разговаривала со мной, я пил ее зелье…

Удрученный своим открытием, Папалексиев собирался на работу. Посмотрев на часы, он обнаружил, что безнадежно опаздывает, завтракать уже некогда, и голодный выбежал на улицу. На Каменноостровском Тиллима ожидало новое душещипательное зрелище. Посередине проезжей части, в самом средоточии транспортной суеты, стояла одинокая сухонькая старушка. Неприступные иномарки и огромные автофургоны стремительно проносились мимо нее, подавая устрашающие звуковые сигналы, и она уже не металась, не порывалась куда-то ковылять, а смиренно стояла, ожидая, когда Господь распорядится ее судьбой на этом безумном перекрестке. У Папалексиева же мелькнула мысль, что бабка, возможно, ждет именно его. Проникшись состраданием к беспомощной старости, к тому печальному состоянию, в котором перейти улицу уже проблема, он вознамерился помочь бедной бабушке. Лавируя в потоке автомобилей, Тиллим в считаные секунды оказался рядом с ней и в духе своих представлений о вежливости предложил:

— Позвольте помочь вам, невзирая на то что я опаздываю.

— С вашей стороны было бы весьма любезно перевести через улицу даму преклонных лет, — голосом, полным достоинства, произнесла старуха, протянув Папалексиеву руку словно для поцелуя, но тот, взяв ее под локоть и взвалив на себя тяжелую сумку, собрался проводить занятную бабушку до самого дома.

Еле передвигая ноги, она очень разумно вещала:

— Вы не спешите так, молодой человек! Поверьте, в этой жизни незачем и некуда спешить. Я вот прожила на свете много — не скажу сколько — лет и всегда боялась куда-то опоздать, а сейчас вижу, что напрасно торопилась жить: в старости, друг мой, мало приятного, и приходит она всегда неожиданно, без спросу. Вам, конечно, сейчас меня не понять, ну да еще успеете. А вот и мой дом. Вы что-нибудь о нем знаете? Это знаменитый дом Бенуа, Первого российского страхового общества. Какие блестящие люди здесь жили, какие роскошные были апартаменты! У моего отца тоже была квартира из двенадцати комнат, но потом пришли тяжелые времена, нас уплотнили — так это тогда называлось! Да-а-а… Впрочем, вам это, наверное, неинтересно — дела давно минувших дней, мемуары выжившей из ума старухи… Мое парадное тут недалеко, во дворе.

Папалексиев явно снискал особое расположение пожилой спутницы, и она, совсем разоткровенничавшись, вспомнила о своем происхождении:

— А знаете, я ведь княгиня и наш род есть в Столбовой книге. Представьте, меня еще титуловали «Вашим сиятельством», я училась в Смольном институте! Никогда бы не поверила, что об этом можно будет открыто говорить, впрочем, знаете, нынешние разговоры о дворянстве напоминают мне разглагольствования дворового мужика о шампанском, вкус которого ему недоступен. Да, все это было бы смешно, когда бы не было так грустно… Признаться, я всегда преклонялась перед молодостью: игривые мысли, восхитительная легкость во всем теле и хочется обнять весь мир. А вы, молодой человек, такой галантный кавалер! Сейчас это, увы, большая редкость. Нравы безнадежно испортились. Вот раньше были времена: мужчины помнили о долге и чести, не говоря уже о дамах. А как красиво любили! Золотые годы! И я вам скажу, таких уже не будет никогда. Помните: