Необыкновенное путешествие Таисии - страница 7

– Я думаю лучше того дивана нам уже не найти, – сказал папа. – А шкаф – так, можно и тот первый.

– Первый не подойдет к обоям.

– Значит, выберем те, что подойдут.

– Да, мам. Соглашайся! – умоляюще взглянула на нее дочь.

– Даже не знаю, все у вас вечно просто.

Сказав это, она встала и поставила на стол еще партию блинчиков. Папа подмигнул Таисии, вопрос был решен, но мама по-прежнему задумчиво смотрела в свою кружку.

– Ну что ты переживаешь? – ласково принялся успокаивать ее муж. – Все хорошо. Вартовск вполне неплох. Уж зима здесь точно настоящая, ты посмотри в окно, сколько снега. За всю прошлую зиму в Москве выпало меньше, чем за вчерашнюю ночь. А наш позапрошлый новый год, помните?

– Погода была просто мерзость, – дополнила Таисия, скривив лицо, словно жевала лимон.

– Точно, – продолжил отец. – Дождь моросил, кругом лужи. Да и сам по себе город компактный, все рядом, все есть.

Наконец, дослушав проповедь мужа, мама позволила себе допить кофе и улыбнуться по-настоящему. Не той дежурной улыбкой, которой она обычно одаряла коллег – блестящей, но металлической, а абсолютно невооруженной, полной тепла и простоты улыбкой, не имеющей ни заднего входа, ни потайного выхода, улыбкой открытой и чистой, как слеза. Такие моменты стоили дорого, обычно она была гораздо сильнее, но толи суматоха с переездом делала ее более уязвимой, толи чувство вины за то, что всей семье пришлось пожертвовать многим ради ее карьеры, переехав в новый город и начав новую жизнь здесь. Папа шутил по этому поводу, называя себя мужем декабристки, поддерживая свою вторую половину во всех ее начинаниях. И когда пришло то самое время для принятия решения о переезде, он не сомневаясь ни секунды, ответил утвердительно.

Энтузиазм отца в полной мере унаследовала его дочь. Она с удовольствием восприняла эту новость, радуясь возможности увидеть мир, узнать людей, тем более и то и другое представлялось чем-то абсолютно новым и интересным, а статус самого переезда классифицировался как временный. Большинство вещей с подобным статусом остаются в нем гораздо больше, чем от них ждут.

Девочка открыла глаза. Все тот же вагон, стуча колесами, покачивался из стороны в сторону. Напротив, откинувшись на спинку и сложа руки с газетой на груди, тихо спал ее сосед – скульптор. Запах рассеялся, его как будто никогда и не было, ровно как и самого странного господина. Живот девочки вновь издал протяжный рык. Мягко ступая чтобы никого не разбудить, она вышла из купе и направилась в сторону выхода.

Через приоткрытую дверь в купе проводницы доносилась легкая музыка из старого радиоприемника у окна. Женщина сидела, склонив голову, над маленькой книгой, медленно помешивая ложкой уже остывший чай. Уголок ее рта слегка подергивался, пока глаза скользили по строкам, а брови безобидно были задраны вверх. Наконец, она остановилась, выпустила ложку из руки, а пытавшиеся взлететь брови вернула в их привычное нахмуренное состояние. Оторвав глаза от страницы, она плавно перевела их на дверь и, заметив за ними Таисию, дернулась от неожиданности.

– Ты чего, сдурела? – взвизгнула она в полголоса, боясь разбудить ребенка в соседнем купе. – Нельзя так тихо подкрадываться к пожилой мадам – может сердце не выдержать.

Слова учтивого джентльмена задели особу, даже сейчас назвав себя подобным образом, она не заметила, как ее щеки покрылись легким румянцем.

– Простите – я не нарочно, – сконфузилась девочка.

– Что-то случилось? – женщина недоверчиво глянула на юную пассажирку. – Белье грязное? С окна дует? Обидел кто?

– Нет, что вы, все хорошо.

Женщина пристально сверлила девочку взглядом, потом будто обрадовавшись чему-то, раскрыла дверь и впустила ее внутрь.

– Ты наверно проголодалась?

Таисия не успела ответить, как проводница усадила ее напротив себя и стала выкладывать на стол все, что у нее было припрятано. Затем она налила девочке чай, отложила книгу в сторону и вновь вцепилась за ложку, еще интенсивнее болтая ей в стеклянной кружке. Ее суровое острое лицо стало мягким и дружелюбным, а сама женщина стала казаться маленькой и неприступной. Тонкими пальцами она выстукивала мотив, засевший в ее голове с самого утра и никак не желавший оттуда выходить. Серые сморщенные руки совсем не соответствовали личику, которое с умилением разглядывало Таисию, расправлявшуюся с бутербродом. Что-то было в девочке особенное, что-то родное, чего проводница никак не могла объяснить. Глядя на нее, она будто видела себя, такой же молодой, скромной, с горящими глазами. Но то, что было тогда – пролетело одним мгновением и теперь осталось осадком и горсткой воспоминаний, хороших и не очень, но одинаково колких, потому что безвременно ушедших.