Неопавшие листья русского языка - страница 20

— значит еще и наушничать, ябедничать, наговаривать. В словах жаловать, жалованный присутствует что-то «надменное», «неравноправное» (жаловать шубу с барского плеча, жалованная вотчина). Тот же «атавизм неравноправия» явно слышится в жалованье. Выходит, что если я получаю жалованье, то я его не заработал, а мне это жалованье снисходительно пожаловали. В слове пожаловать в значении прийти, приехать угадывается отчетливая ирония (пожаловал — значит «явился, не запылился»). Если у кого-то жалкий вид, то он вызывает не только (и не столько) жалость, сколько неловкость, пренебрежение, презрение, брезгливость. Жалеть — это не только испытывать жалость, это еще и скупиться.

В общем, это понятие обросло массой побочных оттенков смысла, уже никак не связанных с жалостью как с сильным сострадательным чувством.

А между тем раньше этот корень был очень экспрессивным. Пожалуй, единственное современное русское слово, сохранившее его, — это жало (например, змеи). Кстати, в ряде русских говоров жало — это еще и острие (иглы, ножа и т. п.).

Исконно этот древний корень был связан со значением колоть, боль, страдание, мука, смерть.

Жалеть до сих пор во многих языках — это не просто испытывать некое сочувствие, более или менее сильное, чаще — пассивное, не предполагающее никаких конкретных действий. Нет, жалеть значило оплакивать, скорбеть, носить траур, испытывать физическую боль. Жаль («кел») — по-армянски — нарыв.

В русском языке пятьсот лет назад жаль, жалость — это горе, страсть, ревность. Были такие слова желя и жиля, которые означали плач, оплакивание. В старославянском языке жаль — гробница. В русском жаль, жальник — могила, кладбище, жальничный — кладбищенский. Жальбище — опустошенное, разоренное место.

Жалейка — дудка, издающая особые жалостливые звуки.

Как мы видим, жалость должна была изначально жалить, как змея. Жалость, таким образом, должна находиться на грани жизни и смерти. Философы сказали бы, что это глубоко экзистенциальное понятие, в котором сконцентрированы «последние», главные вопросы человеческого существования.

Жалость, говоря шекспировским языком, задает нам вопрос «Быть или не быть?» Испытывать жалость — значит быть. Вернее — Быть. Не знать жалости — значит не быть настоящим человеком, прозябать, влачить бессмысленное существование.

Жалость несет в себе не только идею сострадания, но и идею исконной, настоящей любви. В русских диалектах жаленый, жалкой, жалобочный, жалоба значило возлюбленный, любимый, «зазноба». На Руси так и обращались к любимому или любимой: жалоба ты мой (моя)!

Все-таки жалко, что в современных людях нет больше такой сильной, могучей, напряженной, всепоглощающей жалости, которая была в наших предках.

Или, может быть, она есть, но мы просто не умеем ее выразить?..

«Жертва» — очень интересное слово. Можно даже сказать: слово странное, мистическое. И очень русское, объясняющее многое в национальном характере.

Древнейший еще общеиндоевропейский смысл этого корня — «взывание», «превозношение», «восхваление» (разумеется, божества).

Превозносить и восхвалять божество, взывать к нему нужно было не только словами молитвы, заклинания, но через принесение ему конкретного дара — жертвы. В узком смысле имеется в виду жертва, которая приносится в дар божеству жрецом в процессе жертвоприношения. Именно это значение обычно и указывается первым в словарях.

Но есть у этого слова и более широкий, обобщающий смысл.

«Жертва» в русском языке — это, по сути, все, что отдается во имя чего-то. Чего-то важного, ради чего вообще-то «стоит отдавать», даже если речь идет о самом человеке, его жизни.

Мало того, «жертва» — это еще и тот, кто пострадал или погиб от чего-либо: от землетрясения, несчастного случая, злого умысла.

Интересно, что во многих других языках (английском, французском, испанском и др.) эти значения «обслуживаются» совершенно другими корнями. Одно дело — «sacrifice» и совсем другое — «victim».

«Sacrifice» — это, так сказать, «высокая жертва». «Приносить жертву», «ценой больших жертв» и т. п. — это «sacrifice». А «стать жертвой» преступника или выбрать себе «жертву для убиения» — это «victim».