Неотвратимость - страница 16

— Спасибо.

— Тебе тоже спасибо. Смотри, как центр почистили с помощью твоей бригады, любо-дорого. А ты чего это какой невеселый? — внимательно взглянул на Павла начальник отделения. — Или промахнулся где?

— Промахнулся, Александр Титыч…

И Павел, совершенно неожиданно для себя, заговорил о том, что в последние месяцы не давало ему покоя. Заговорил не с близким человеком, а с работником милиции, который даже по имени его никогда не называл. И если и толковал с ним, так только о делах бригадмила да тех происшествиях, расследование и ликвидация последствий которых каждый день составляли суть милицейской работы.

Майор казался старше своих сорока. В гладко зачесанных черных волосах много седины. Лицо простое, некрасивое, в редких оспинах, очень выразительная, обезоруживающая улыбка. Хороший, добрый по натуре человек, чтобы прикрыть, как он считал, этот свой недостаток, начинал обычно чуть неуклюже подшучивать.

Выслушав Павла, Александр Титыч вздохнул, потер с натугой руками глаза (Павел знал, что это у майора «дипломатическая пауза») и сказал:

— Отца и мать, понятное дело, обижать никак нельзя. Но ты их крепко обидишь знаешь чем? Если будешь плохим — понимаешь, плохим! — биологом. А какой из тебя биолог, когда ты прирожденный оперативник? Верно? Верно. Значит, тебе обязательно надо идти… на юридический. Юрист ты, и никаких сомнений. И мы с тобой должны это доказать.

Что означали таинственные слова «мы с тобой», было не совсем ясно. Но приятно.

Через несколько дней дежурный по отделению, позвонив Калитину домой, передал просьбу майора срочно зайти к нему. Миронов встретил Павла ликующий, но не мог удержаться от соблазна пошутить.

Павел уже давно отметил про себя, что это вовсе не исключение, а традиционная особенность. Юмор, смех, добрый розыгрыш товарища вполне успешно соседствовали в милиции с постоянной максимальной собранностью и готовностью к риску, которых требовала от людей профессия. Соседствовали и помогали, создавая ту отдушину, душевную разрядку, которая обязательно нужна во всяком деле, если человек трудится с полным напряжением сил.

А майор между тем, усадив Павла, устроился сам за маленьким столиком напротив и глубокомысленно спросил:

— А не знаешь ли ты, Калитин, кто первый такую мудрую мысль высказал: «Дабы в России что начать, нужна бумага и печать»? А?

Даже привыкнув к шутливой манере, в которой иной раз вел разговор Александр Титыч, Павел иногда терялся от его неожиданных вопросов, будто бы и вовсе не имеющих никакого отношения к предмету беседы.

— Не знаешь? Ага. Это изрек поп Варлаам еще при Иване Грозном. Вот так.

И, перевернув лист бумаги, лежавший перед ним, белой стороной вверх, сказал:

— Угловой штамп есть? Есть. Круглая печать? Наличествует. А концовочка этого документа такая: «рекомендует Калитина Павла Ивановича на юридический факультет Московского государственного университета имени Ломоносова». Милиция — она твоей крестной мамашей становится. Дошло? Свердловский райотдел ходатайствует. Бумага необычайной силы. Понятно, если и будущий студент Калитин не подкачает на экзаменах.

В университет Павла приняли. Когда же студенты юрфака выступили с предложением создать при МГУ первую в Советском Союзе народную дружину, в числе инициаторов был, разумеется, и Павел. Он же стал и начальником дружины. И вот уже семьдесят студентов университета в строгом соответствии с законами познаваемой ими юриспруденции проводят в ГУМе активную профилактическую (и иную!) работу.

Нет, после всего этого не может он изменить ей, своей «крестной мамаше». Значит, в милицию?

Милиция!.. Это слово с детских лет вызывало у Павла сложное чувство: преклонения перед смелостью и боязни, как чего-то излишне прямолинейного, грубоватого, бескомпромиссного. Конечно, работники милиции, которые хватают и сажают в тюрьму закоренелых преступников, в силу особенностей своей профессии обязаны быть железными людьми. Но почему им не иметь при этом таких человеческих черт, как доброта, отзывчивость, жизнерадостность, наконец, просто гибкость ума?

«Ты человек или милиционер?» — эту ироническую фразу произносили частенько взрослые, уважаемые Павлом люди. На тяжелую, опасную и малооплачиваемую тогда работу в милиции, как он слыхал не один раз, шли будто лишь те, кто не сумел устроиться в другом месте.