Неправильный рыцарь - страница 32

Наконец, Эгберт спешился и прилег на траву. Он мог бы долго отдыхать на зеленом лугу среди майского пестроцветья, вдыхая утреннюю свежесть, но мысли о своей нелегкой миссии отравляли существование. Да что там! Одно лишь крохотное, малю-юусенькое воспоминание о «Прекрасной Даме» вызывало такую бурю в желудке, как если бы Эгберт сдуру проглотил что-то протухшее.

Но слово было дано. И потому, с трудом поймав коня, упорно не желавшего покидать расчудесное местечко, рыцарь с тяжелым вздохом взгромоздился на него и, с досадой на весь мир (а больше всего — на самого себя), двинулся в путь. «Ну, что мне стоило отказаться?», сокрушался рыцарь. — Если бы она мне хоть немного нравилась! Хоть самую чуточку…» Мысль обмануть невесту, как ни странно, ни разу не пришла ему в голову. Впрочем, графиня сразу же, с первого взгляда «раскусила» Эгберта, отпустив его под одно лишь честное слово, не прибегая к услугам придворных колдунов. Что и говорить — поистине небывалый случай! О, разумеется, она хотела это сделать. Очень хотела. Но модная красавица вовремя сообразила, что чрезмерная, почти патологическая порядочность ее новоиспеченного жениха послужит ей лучше самых могучих (и, к сожалению, самых дорогостоящих) чар. Так что Прекрасная Марта, к своему большому удовольствию, еще и сэкономила.

…Впереди показался лес. Эгберт вздохнул с облегчением, гикнул и пришпорил коня. О, как жаждал рыцарь попасть под мрачные лесные своды, куда сквозь тесно сплетенные ветви не может пробиться даже тоненький лучик света! Узреть жуткие завалы, буреломы, где из-за рухнувших в одночасье столетних дубов и вязов, поросших лишайниками и затканных мерзкой серой паутиной, тянутся к одинокому путнику сизые — бесплотные, но такие цепкие, бррр! — руки грешников, что на веки вечные лишены упокоения.

Он мечтал продираться сквозь густые колючие заросли, ехать в таинственной недоброй тишине и чутко прислушиваться к малейшему шороху, быть готовым в любую минуту выхватить меч и дать отпор ужасному врагу. Или же в страшной, кромеш-ш-шной, непролазной тьме внимать кровавым призракам загубленных душ, жаждущих отмщения и призывающих в свидетели небо, землю и тот сук, на котором еще не успела истлеть их скорбная плоть. А как же иначе? Истинный рыцарь просто обязан преодолевать разные несусветные препятствия, одно другого хлеще. И лес, следуя той же традиции, непременно должен оказаться пугающим до икоты (а то и «медвежьей болезни»), и своей загадочностью вызывать икоту и заворот мозгов.

Однако, в этом господину барону не повезло. О, как же велико было его разочарование! Лесная чаща, будто назло Эгберту, мысленно приготовившемуся к наихудшему, оказалась (черт побери!) совсем не страшной. Никакого тебе мрака и таинственности, никаких кошмаров. Напротив — лучи солнца насквозь пронизывали все ярусы леса. В их светоносном потоке весело танцевали насекомые, порхали мелкие пташки и ярко блестела изумрудная листва. Мягкие, упругие подушки мха ласкали конские копыта, изогнутые ветви не пытались побольней хлестнуть путников либо (так, шутки ради!) выколоть им глаза. Лениво греющаяся на камне гадюка даже не повернулась в их сторону. Разнежившейся, разомлевшей змее было явно плевать на пришельцев. Ну, всадник… ну, его конь… ну, и что? Ведь солнце такое ласковое. Вокруг сплетали и расплетали свой хоровод бабочки. Какой-то мохнатый зверек деловито протопал мимо. А высоко в древесных кронах, беззастенчиво перебивая друг друга, заливались птицы. Словом, лес не оправдал ожиданий рыцаря: он оказался очень светлым и каким-то чересчур жизнерадостным. Разочарованный Эгберт ослабил поводья и пустил коня шагом, наугад, предоставив тому выбор пути.

Некоторое время (полчаса? час? а может — и все три? да бог его знает!) плутали они по лесу. Рыцарь вновь погрузился в невеселые думы да так глубоко, что со стороны выглядел истукан истуканом. Застывшая поза, остановившийся взгляд могли ненароком даже испугать кого-нибудь. (Если бы этот кто-нибудь ему вдруг повстречался). Лишь едва заметное, легкое движение ресниц выдавало в нем живого человека. Неизвестно, до чего бы он додумался, но Галахад, будучи предоставлен самому себе, шел уже не так медленно. Эгберт не обратил на это никакого внимания. А зря! Потому что буквально через пять минут нос рыцаря со всего размаха уперся во что-то мягкое, прочное и оч-чень упругое.