Непредсказуемый Берестов - страница 23

— Оружие не брошу!

— Дурья башка! Нас-то четверо…

— Кто такой? — повторил вопрос Еремеев.

— Сержант Красной Армии Друянов. Еще что?

Еремеев встал, закинул автомат за спину.

— Старший лейтенант Еремеев.

— Ну вот, сразу бы так.

Из своего укрытия Женька видел: они сошлись, здоровенный сержант и маленький Еремеев. Вот пожали друг другу руки. Что-то подозрительно долго пожимают, засомневался Женька, детским рассудком еще не понимая совершившегося. Подошли остальные трое, тоже руки протягивают и тут же направились к Сене. Тот уже поднялся и стоял на одной ноге, притулившись к дереву. Ему подставили плечи, и он, прыгая, двинулся со всеми.

— Евгений! — позвал Еремеев. — Выходи!

Все обернулись, ища глазами «Евгения», а тот уже бежал, завязывая на ходу рюкзачок.

— Чудно! — сказал сержант. — Пацана-то мы и не заметили. Ничего себе…

— А его служба такая, — деловито произнес Еремеев. — Он у нас человек-невидимка.

И все поздоровались с Женькой за руку.

Сидели у маленького костерка, ели картошку с солью, хлеб, пили пахнущий дымком сладкий чай с немецкими галетами. Никто друг друга ни о чем не спрашивал. Наверно, потому, что похожие судьбы не требовали никаких выяснений. Все четверо были одеты в гимнастерки, армейские брюки и сапоги. Гимнастерки латаные, брюки засаленные, а сапоги стоптаны и уже, как заметил Женька, побывали в починке.

Темнело быстро. Огонь костерка становился все ярче…

Вдруг раздался свист. Тонкий, охотничий. Тут же сержант сломал лежащую у его ног ветку, получилось словно игрушечный выстрел. Спина Еремеева сразу приняла вертикальное положение. А к костерку подошли трое, одеты были в гражданскую простую одежду. Удивительно, но факт — один из них был даже в пиджаке и при галстуке. Вот это номер! Женька ничего не мог понять. Он покосился на Еремеева, а тот с независимым видом тянул горячий чай из железной кружки.

— Здравствуйте, товарищи, — негромко сказал человек в галстуке. — Окруженцы?

— Я такого слова что-то не знаю, — не поднимая головы, ответил Еремеев.

— Ну что ж… Значит, вы не участвовали в боях.

— Верно, не участвовал. Вот товарищ пограничник участник. Одного боя.

— Так точно… — глухим голосом подтвердил Сеня.

— Издалека идете?

— Наверное, издалека, если больше месяца плутаем. — Еремеев тряхнул головой. — Не скажете, какое число?..

— Седьмое августа.

— Во как! Слышь, Сеня? Полтора месяца!

— Да… — протянул человек в галстуке, доставая из кармана пиджака пачку папирос. — Курите? — спросил у Еремеева.

— Спасибо. Не курю, слава богу…

Человек в галстуке глубоко затянулся, выпустил дым и вдруг спросил:

— Куда путь держите?

— На восток.

— Через фронт собираетесь…

— А то как же?

— Товарищ-то ваш ранен?

— Ранен.

— И мальчик с вами?

— С нами… — и тут Еремеев спросил: — А я с кем, так сказать, имею честь? Я ведь могу и не отвечать.

Красноармейцы заулыбались. С чего бы это? Женька насторожился, а человек в галстуке сказал серьезно, без улыбки:

— Можете не отвечать… Только от того, что местность эта временно оккупирована врагом, Советская власть не кончилась, и я, как ее представитель, могу предложить вам и вашим товарищам остаться у нас в группе. Кадровые военные здесь очень нужны. Надо обучать людей военному делу.

— Плохи, значит, наши дела, — ни к кому не обращаясь, проговорил Еремеев.

— Дела плохи. Скрывать не стану. Давно пал Минск. Немцы под Киевом… Фронт от нас не ближе сорока километров… — и вдруг он усмехнулся, спросил: — И вы думаете пройти через фронт с вашим раненым и с мальчиком?

— Думаю пройти, — не дал договорить ему Еремеев. — Я не доктор, не инженер, я — строевой командир. Я должен прибыть в свою часть. Ведь не дезертир же я!

— Не надо горячиться. Эти товарищи тоже не дезертиры. Стояли до конца… Но, попав в окружение…

— Я никого не обвиняю, — снова прервал его Еремеев. — Просто я так решил!

— Товарищ старший лейтенант, — жестко проговорил человек в галстуке, скосив глаз на петлицы Еремеева, — я не могу вам приказывать, но… погибнуть и погубить людей было бы просто преступлением… — Еремеев открыл рот, но человек в галстуке нахмурился и поднял руку. — Погодите. Вы знаете, что фронт остановился? Вы представляете, какова плотность немецких войск? Я все сказал. Решайте сами, — и он снова закурил.