Непрекрасная Элена - страница 49

. Говорят, такова награда для слепцов, чья душа полна до краев и велика, как небо. Редчайший дар! Старику отсюда, из шатра, отчетливо видны стены города Самах.

Старик покачал головой и отвернулся от города. Поднялся на локтях, снова сел ровно. Принялся перебирать бляшки, рассыпанные на толстой коже степного варана. Эта шкура, натянутая на круглое основание, в дни праздников превращается в звучный бубном. В пути, сберегает огонек новорожденного костра в ветреную погоду, ведь сама она не горит. На стоянках барабан используют, как столик. Вот как прямо теперь: под обод подложили несколько чурочек, приподняли его на удобный уровень. Старику не приходится тянуться и тревожить больную спину, чтобы проверить, как легли бляшки.

– Вы не думаете так, – повторил Сим и поклонился. Он сидел напротив Старика и жадно всматривался в бляшки. – Вы неизменно добры к тем, кто покидает стены городов. Но я…

Многие в степи полагают: Сим похож на Старика в молодости. Атаман в лучшем возрасте, сила играет, но даже теперь он не стал горой мышц. В нем чуется сухая, скрытая мощь, еще более страшная, ведь сполна она пробуждается редко и внезапно. У Сима цепкий взгляд человека умного и несуетливого. Ближние уверены, что их атаман уже отчасти постиг созерцание. Что он начинает взращивать решение задолго до того, как прочие заметят зреющую беду. Не раз бывало: самые зоркие люди кочевья еще не рассмотрели тучу на горизонте, а атаман уже ровным голосом отдает распоряжения. Без крика, без нелепой, принятой в городах, показухи. Да и одет Сим похоже со Стариком. Все на нем – удобно разношенное, добротное. Вот только на его безрукавке есть вышивка: Сим очень ценит свою семью, и это тоже известно степи.

Насколько потемнеет кожа Сима к старости – кто скажет? Пока она довольно светлая: скорее медь, чем бронза. Приметных шрамов немного. Сим не избегает стычек и не разворачивает скакуна, завидя беду, но и глупо под удар не подставляется, если его не вывести из себя… Шрамы атамана для его ближних понятны. У левого виска – детский, полученный в зимнем буране. На шее недавний: заспорили два шатровых, а он пришел разнимать, покуда большой крови не пролилось. Малая кровь выявилась сразу, вместо приветственного слова в Сима кинули нож… а что атаман учудил в ответ, о том как раз теперь вне шатра какой-то недоросль норовит сложить песнь. Еще есть крупный шрам на правой руке, чуть ниже локтя. Говорят, нанесен саблей предков, проклятой на смерть. Зря старались завистники: Сим жив… Сидит, трет давно заросшую рану и приметно морщится. Пожалуй, лишь Старик понимает эту кривую улыбку, хоть он и слеп. Атаман намеренно оживляет давнюю боль, просит подтолкнуть к нужному решению в нынешнем непростом деле.

– Снова подозреваю: он поклоном спихивает с себя долги, – буркнул Старик и продолжил досадливо перечислять, обращаясь к единственному слушателю косвенно, не по имени а именно так – «он»: – Он не верит в тех, кто идет за ним. Не рад, что люди верят в него… Всё потому, что он до сих пор не унял свой страх. А страх бывает разный. За себя – совсем пустой, за тех, кто за спиной – ну, тут оправданий больше… за семью и весь род людской, – Старик поморщился. – А, чем я лучше? И мне страшно, Сим.

Сим – отчий атаман, знающий свое право принимать решения без оглядки на кого-либо в степи – снова поклонился, коснулся лбом пола. И тихонько рассмеялся.

– Хочу спросить. Вы каждый год бываете под стенами городов. Во исполнение закона приходите, из упорства или тут что-то большее? Я прежде был зол на закон. Скучно под стенами, особенно весной, когда степь цветет. Но прежде я жил проще.

– Кто пробует взлететь, однажды может и справиться. Но даже самому упрямому птенцу нужна хоть ничтожная, а поддержка… пусть она – ветер в лицо или дружеский взгляд в спину. Было время, и я презирал закон. Зачем приходить? Все равно не успеть всюду и не спасти тех, кому мы нужны. Зачем отвечать за слабых, исковерканных? Они, покинув город, рано или поздно сдаются, ищут для себя новые стены. Они красиво говорят о воле, но выбирают сытость. В них страх смерти гораздо больше страха утраты себя. И даже так, они всё реже выходят за ворота, хотя никто не связывает им руки и не ломает ноги, чтобы удержать в городе. Мне ли не знать…