Непрекрасная Элена - страница 6

Дрожь трепала колесник, как лихорадка – пышущего жаром безнадёжного больного. Плицы бешено шлёпали, загребали воду и взбивали пену. И заглушали крики. Всё ближе перекат. Дикари не уходят – то, что застряло, им бесконечно дорого. Или они слишком глупые, чтобы понять прочность стали, которой обшит корпус паровика по носу и килю?

Хруст. Начальник поезда усмехнулся. Старому капитану будет нескучно добираться на тот свет… если верить в байки древних, которые упрямо цеплялись за идею загробной жизни.

Сверху, из корзины дозорного шара, донесся переливчатый, на два тона, визг дудки и рожка. То и другое сразу! Сигнал большой беды.

Начальник поезда вскочил, шагнул вперёд, спеша увидеть, что напугало дозорных. Взгляд заметался: вот кипит суета дикарей, вот река яростно бьется на перекате, вот качается и танцует лес… Вдруг что-то ударило по стали носового обвода.

Начпоезда резко повернул голову и увидел крупную лапу – она сжималась, сминала листы защиты, протыкала их когтями, словно сухую листву.

– Охрана… – прошептал начальник поезда.

Перехватил пистолет, взвел оба курка, вдруг забыв, что так и не закончил заряжать левый ствол.

Рыжий помощник покойного капитана икал и часто всхлипывал… Вдруг истошно взвыл, повис на руке начпоезда, завизжал в слюнявой, припадочной панике:

– Нет! Это он! Это же он! Нельзя! Это же он… Законник!

Начальник поезда отшвырнул трусливого идиота, прицелился по когтям, сосредоточенно прищурился… сглотнул и подавился хриплым стоном. То, что происходило – было невозможно!

Прочнейшее хрустальное стекло разлетелось вдребезги! Смутный, смазанный силуэт сразу обозначился в полушаге от начальника поезда. Чудище – чёрное, глянцево-мокрое – оказалось внятно видным лишь в тот единственный миг, когда позволило себя заметить!

Чудовище замерло, демонстративно-неторопливо протянуло лапу… и вырвало горло начпоезда.

Осколки разбитых стекол еще падали. Начальник поезда еще оседал на палубу, чтобы согнуться, скорчиться – словно после смерти он догадался принести извинения старому капитану…

– Это он, – последний раз выдохнул из угла, куда его отбросил начальник поезда, юный помощник покойного капитана.

Икнув, рыжий пацан на четвереньках добрался до кресла, подтянулся и упал лицом на стол, безжалостно смяв драгоценную карту. Там парень замер, раскинув руки и хрипло дыша. Наконец, нашёл силы подняться. Дотянулся и трижды дернул шнур, затем принял тот же шнур на себя, вытянул до узла и еще вверх, до второго узла – приказал остановить машину и полностью стравить пар. Слушая гул и свист, новоявленный капитан вцепился в край стола, приподнялся и осмотрел рубку, залитую кровью.

Ни следа кошмарной твари. Хотя как сказать! Закаленные, полированные стекла, все до единого – в крошево… словно разбиты в насмешку над их хваленой прочностью! У стены свалены кучей трупы: глава охраны из Оссы и два его ближних помощника. Пустые глаза широко раскрыты, будто мертвецы и теперь недоумевают: они были вооружены, отчего же не успели ни выстрелить, ни даже поднять ладонь для рефлекторной самозащиты?

Выжившие поводят плечами, озираются. Не верят, что уцелели. Все они безоружны, никто из них даже не пытался защищаться, да и не мог бы… У барабана с канатом, которые еще недавно удерживал дозорный шар, шало трясет головой дежурный. Тоже не верит себе. Трогает волокнистый обрыв каната, в плетении которого щедро использовались стальные нити… Долг дежурного – следить за положением дозорного шара, по команде поднимать и опускать его. Сейчас шар уносит к правому берегу, к дикому лесу. Люди в корзине отчаянно голосят, машут руками…

Возле переборки в полуобморочном состоянии замер хранитель знаний крупного приморского города. Он – почетный пассажир. На старости лет решил повидать мир и вот – смотрит.

– Что за тварь? – выговорил хранитель, когда дар речи вернулся к нему. Никто не ответил. Старик сел, тыча пальцем туда, где недавно мелькнуло черное чудище. – Ты знал о таком? Капитан знал?

– Зак… законник! Законник дикого поля, – выдохнул рыжий и принялся мелко перебирать руками по столу. Он двигался к собеседнику, чтобы сесть и выговориться, чтобы сгрузить с души часть страха. – Капитану никто не верил, а он – знал. Там, снаружи, есть закон. Такой вот закон! Ничуть не наш, не городской. Его нельзя нарушить. Никак нельзя. Никому…